Не лови золотого коня!

Алфёрова Наталья

Он в дедово предположение не особо поверил, а вот мать ободрилась, воскликнув:

— Да, да, точно к сестрице моей побежала! Та всегда племяшек защищает. Своих-то деток Бог не дал.

— Давайте, я съезжу в Семёновку, — предложил Егор, он так на Вороне и искал.

— С рассветом отправишься, не хватало ещё, чтоб ты шею свернул, — распорядился урядник, который только вместе с сотским в пролётке подъехал, и тут же руководить принялся. Хотя по службе ему бы в первых рядах быть. Но сельский полицейский отличался

леностью, особенно в делах поисковых. Руководствуясь изречением: Бог даст, найдётся.

— И то, правда, — согласился староста. — Дорога на Семёновку вся в колдобинах. Не сам свалишься, так коня угробишь. Езжай домой, Егорша.

— Разойтись! — скомандовал урядник. Сотский что-то зашептал ему на ухо. Урядник недовольно поморщился и сказал Ульянкиной матери: — Тебя, мамаша, в пролётке до дома доставим. Пусть твой мужик тебе фельдшера позовёт.

— Спасибо, ваше благородие, непременно позову, — поклонился Иван после того, как на руках донёс жену до пролётки и усадил напротив полицейского начальника.

— Трогай! — сказал урядник сотскому, занявшему место на облучке.

Сельчане расходились по домам под крик вторых петухов, до третьих и рассвета совсем немного оставалось. Егор отправился спать в сарай, но не смог глаз сомкнуть. Еле утра дождался. Запряг Ворона и потихоньку, чтоб не разбудить домашних, повёл под уздцы к выходу. Дворовый пёс Серый, помесь собаки с волком, глухо зарычал, повернув голову в сторону соседей.

В соседский дом входил незнакомый стражник. Рядом с воротами стоял его конь. Егор замер, терзавшие его нехорошие предчувствия усилились. От соседей раздался женский крик, полный боли и горя.

— Утопла всё же, Ульянка, — произнёс Егор, перекрестился и прошептал: — Упокой, Господи, её грешную душу.

Вновь собрались вместе сельчане, во двор вошли, кому места не достало, встали за невысоким забором и у распахнутых настежь ворот. Пришедший с ночного Васька прошмыгнул в дом под ногами стоящих. Филька и дед Зуда остались у двора.

Подъехавший на пролётке урядник церемониться не стал, расталкивая толпу, двинулся к крыльцу. Приехавший из Семёновки стражник принялся быстро и негромко ему что-то докладывать.

— Когда-когда, говоришь, девица утопилась? — спросил громко урядник.

— Вчера, за час до полудня! — доложил стражник, тоже громко.

Урядник нашёл глазами в толпе Егора и сказал:

— Что же ты, шельма, врёшь, что сию девицу этой ночью видел?

— Клянусь! Вот те крест! — воскликнул Егор, перекрестившись, и добавил: — Со мной и Филька с Васькой были.

По толпе прошёл гул, не замечен был Егор во вранье. Да и ребятишки тоже знали, когда соврать можно, а когда и не следует.

— Ой, так это ведь мавка была, — охнула одна из баб.

— Самая страшная из русалок, — подхватила вторая.

Третья добавила:

—

Утопленниц, перед тем, как в услуженье забрать, водяной отпускает со светом белым проститься!

— Свезло вам, пострелята, что мавка душеньки из вас не высосала, не выморозила, — произнёс дед Зуда, приглаживая торчащий вихор внука.

Филька, до того стоящий с открытым ртом, вдруг ойкнул и, показывая пальцем на Егора, выдал:

— А Егорша-то мавку замуж позвал! Бросай, говорит, Ульянка, Стёпку, за меня иди.

Толпа дружно охнула, люди непроизвольно попятились от Егора. Настала очередь его матери голосить. С криком:

— Сыночек, родненький! — она подбежала к Егору, крепко обняв.

— Всем разойтись! Нечего тут суеверия разводить! — рявкнул урядник, до того сам внимательно слушавший разговоры. — Дело ясное. Самоубийство.

Он, позвав стража, направился прочь со двора. Сотский немного задержался, обратившись к людям:

— Кто помочь желает, оставайтесь. Остальные идите. У людей двойное горе. Дочь утопла, да и не похоронишь, как следует. Могилка будет за кладбищем, отпевать нельзя. Эх, девица, что ж сотворила с собой, глупая.

Сотский снял фуражку, перекрестился и бегом поспешил к пролётке.

Глава вторая. Ворожея

После того, как пролётка отъехала, староста принялся распределять, кому нужно остаться на помощь семье кузнеца. Бабы же окружили Егора с его матерью и принялись наперебой давать советы, как от нежданной напасти избавиться.

— Задобрить водяного надо, — утверждали одни.

— Нет, нельзя Егорше к реке и близко подходить, — твердили другие. — Вдруг мавка жениха забрать надумает.

— Оберег сделайте, — подсказывали третьи. — На воротах, дверях, ставнях кресты восковой свечкой нарисуйте.

Мать Егора после этих советов совсем с лица спала. Растолкав остальных, вперёд выступила бабка деда Зуды. Она выпрямилась, опираясь на батожок, приняла благостный вид и изрекла:

— В церковь идите. Батюшка отмолит.

— Эх, жаль отец Макарий помер, — со вздохом протянула её сноха. — Он точно бы помог. А нынешний хоть и после семинарии, чужак он здесь.

Многие закивали, а бабка ткнула сноху кулаком в бок:

— Что мелешь? Упаси Бог, кто услышит, — и выразительно покосилась на идущего в их сторону старосту.

— Ну, что, бабоньки, почесали языками, и будет. Трава сама себя не скосит, не высушит, в стога не ляжет, — сказал староста и добавил: — Ивану денег на гроб и могильщиков я сам выделю. Привезут Ульяну, к обеду схоронят. Что стоите? Рысью на стан. Егорша, церковь хорошо, но ты и к Ворожее загляни. Тебя и твою матушку до полудня отпускаю.

После этих слов староста зашагал в сторону своего дома с видом мрачным и решительным.