Не лови золотого коня!
Шрифт:
Егор по растерянному виду Ульянкиной матери понял её сомнения: хочется, и чтобы страждущая быстрее отмучилась, и чтобы дольше сорока дней от смерти племянницы протянула.
На дороге показалась телега, лошадью правил Иван-кузнец. Он поручкался с Егором и, взяв под руку жену, осторожно повёл к телеге.
— Поехали с нами, — предложил он Егору. — Нога-то твоя недавно зажила, не стоит сильно натруждать.
Егор согласился, понимая, что сосед хочет так поблагодарить его за память о дочери.
Вечером во время ужина в дом Егора зашёл дед Зуда.
— Хлеб да
— Ем, да свой, а ты рядом постой, — выпалила бабка, прежде чем кто рот успел открыть, гостя за стол пригласить.
Деда Зуду Егорова бабушка ещё больше снох не любила. Он по молодости много ей крови попортил шуточками да насмешками. Дед грозно на бабку глянул и сказал:
— Садись, соседушка, с нами, не побрезгуй.
— Благодарствуй, — вновь смиренно ответил дед Зуда, присаживаясь за край стола.
Маменька Егора быстро метнулась за миской и ложкой, наложила из чугунка разваристой картошечки с курочкой, это своя семья из одной посуды ела, гостю отдельная положена. Она и пучок лука зеленого, и солонку ближе пододвинула.
Всем было понятно, неспроста дед Зуда явился, и за стол сел, и на бабкины слова не ответил. Точно, что-то нужно. Но семья продолжила чинно ужинать, за едой расспрашивать не пристало.
Поев картошечки, попив компот, дед Зуда вначале поблагодарил, а потом уже к делу приступил.
— По твою я душу, Егорша. Прошу со мной в ночное сходить. Пострелята только-только после встречи с мавкой оклемались. Не гоже их на девятый день тревожить. Полнолуние опять же.
Маменька, убиравшая со стола посуду, отставила чугунок и встала напротив деда Зуды, уставив руки в бока.
— Значит, пострелят не гоже трогать, а Егоршу можно? — грозно спросила она. — Мало нам было по церквям, да ворожеям ходить?
— Ох, и вкусно ты готовишь, хозяюшка, — подольстился дед Зуда.
Бабка, не выдержав похвалы ненавистной снохе, выпалила:
— Была б капустка и курочка, сготовит и дурочка.
На неё, как обычно, не обратили внимания. Егор сказал:
— Маменька, при вас же Ворожея сказала, что мне нечисти можно не бояться. Схожу я.
— Дело, дело говоришь, — закивал дед Зуда. — Слух пошёл, конокрады в соседних деревнях объявились. Барин мне старенькое ружьё охотничье отдал. Но оно ведь только для острастки, стреляет через два раза на третий. Ежели один буду, варнаки могут и не побояться.
Подозревал Егор, что дело не только в конокрадах, старик и сам боится ночевать один на лугу в девятый день от Ульянкиной смерти, но вслух другое сказал:
— Серого тогда возьму, он и сторожит хорошо, и не брешет, почём зря — волчья порода. Батька, маменька, отпустите.
— Иди уж, — согласился отец. В общем табуне и их лошади паслись: жеребец Ворон, две кобылы и жеребёнок.
Маменька вздохнула и принялась собирать Егору корзинку с провизией.
Отправились на выпас в сумерках. Когда к табуну подошли, Егор за ошейник Серого ухватил. Пёс зарычал на дневного пастуха, тот проживал в барском поместье, в селе не часто появлялся. Пастух бочком-бочком прошёл мимо
— Лошадок охраняй, чужих не пускай.
Пёс внимательно посмотрел на хозяина желтоватыми глазами и, вильнув хвостом, скрылся среди высокой травы.
— Ишь ты, словно понял, — восхитился дед Зуда, слегка побаивающийся цепного кобеля соседей. — Куда это он?
— Сторожить, — ответил Егор, разводя костёр и чиркая кресалом. Спички имелись, но их берегли, по пустякам не расходуя.
Вскоре огонь разгорелся. Дед Зуда, обретший слушателя, принялся пересказывать Егору последние сельские сплетни.
Наступила ночь, на небе стали видны яркие звёзды и полная луна, казавшаяся невероятно большой и близкой.
Со стороны села какое-то время слышны были переливы гармони и смех, но вскоре стихли. Гулянья закончились, разошлись парни с девицами по домам. Даже парочки влюблённые не остались.
Все опасались бродить в полнолуние — самое время для вурдалаков, ведьм и русалок.
Глава шестая. Полнолуние
Дед Зуда устроился на тулупчике напротив Егора. Новости закончились, а поговорить старику хотелось.
— Луна-то сегодня яркая, светло как. Ты чего на ней видишь?
Егор ответил:
— Бабушка говорит, это Каин Авеля на вилы поднял.
Дед хмыкнул презрительно.
— Придумает тоже. Слушай, как дело было. Случилось то во времена, когда люди старых богов почитали. Жила в селенье одном девица, красоты невиданной. Сам князь на неё заглядывался, когда с дружинниками мимо селенья на охоту ездил. Померла у этой девицы матушка, а батюшка недолго горевал. Привёл в дом новую жену, бабу видную, но жадную и злую. Возненавидела мачеха падчерицу: то ли на приданое глаз положила, то ли красоте позавидовала, извести надумала. Как-то мужик её уехал на ярмарку, а мачеха ближе к ночи отправила падчерицу за водой. Как раз полнолунье было. Боялась красавица, а пошла, батюшки-то нет, вступиться некому. Набрала она воду в вёдра, на коромысло повесила, к дому двинулась. Порадовалась, что беда минула, да рано. — Дед Зуда сделал многозначительную паузу и продолжил, зловеще понижая голос: — Откуда ни возьмись, появилась нечисти тьма тьмущая, закружила вокруг девицы в ведьминских плясках. Ни вперёд, ни назад ходу нет. Упыри зубы точат, русалки скалятся, оборотни воют.
— У-у-у-у, — раздался неподалёку леденящий душу вой.
Дед на месте подскочил, креститься начал. Егор поначалу пошутить хотел, но передумал. Ещё хватит старика кондратий.
— Дедуль, это ж Серый. Неужто не узнал? Сам же недавно жаловался, что наш кобель вам с бабкой спать не даёт, — сказал он.
— Растудыть твоё коромысло! — в сердцах воскликнул дед. — Вот ведь напужал волчий сын.
Он достал из кармана зипуна чекушку и приложился к горлышку. Сделал несколько глотков и занюхал рукавом. Подумал, вынул из корзинки луковицу и горбушку хлеба. Егор тоже решил повечеровать. Вытащил пирог, что маменька сунула, разломил и протянул половину деду.