Не лучше ли объясниться?

Лэм Шарлотта

— Вы хотите сказать, что встретили другого мужчину? — Джеймс старался не терять самообладания, но голос дрожал от ярости.

— Да, я встретила другого, но это произошло гораздо позже. Я ушла, когда поняла, что из нашего брака ничего не выйдет. Твой отец жалел, что женился на мне, он вообще никогда не любил меня.

— Он так больше и не женился! — Против воли Джеймса голос прозвучал громко и горько. Пейшенс вздрогнула, а мать вжалась в подушки. И все же она ответила ему со слезами в голосе:

— Ему вообще не стоило жениться. Джеймс,

он был холодным и безразличным человеком; ему не нужна была жена. Отношения с секретаршей и слугами строились на понятной ему основе. Он платил им и держал их на расстоянии. С женой так нельзя.

И с ребенком, подумал он. Мать точно описала его отношения с отцом. Холод и пустота его детства подтверждали слова матери. Прежде он говорил себе, что это по ее вине отец был черствым и замкнутым, но, может быть, она говорит правду и отец был таким всегда? И все же она оставила его и навсегда ушла с тем мужчиной!

Он посмотрел на нее с горечью.

— Тогда почему же вы оставили меня с ним?

Но ответ ему не был нужен. Довольно с него объяснений. Что она может сказать? Только солгать. Она ушла, оставив его в ледяной пустыне, и ничего другого Джеймс не хотел слышать.

Бросив возмущенный взгляд на Пейшенс, которая вовлекла его во все это, он встал, вышел из комнаты, спустился по лестнице и вышел из дома, хлопнув дверью.

Больше он сюда не вернется.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Уже выходя за ворота, Джеймс понял, что ему не на чем ехать домой. Черт! Надо было вызвать такси. Где он вообще находится? Он знал только, что где-то в северной части Лондона. Когда Барни вез его, он был слишком занят этой безумной рыжей девчонкой, чтобы замечать дорогу. Попытавшись вспомнить какие-нибудь ориентиры, он обнаружил, что не помнит даже названия улицы. Дом называется «Кедры» — и только. А уже ночь.

Что же делать? В дом он не вернется — слишком глупо после мелодраматического ухода. Хлопнув дверью, не возвращаются, чтобы сказать: «Ах, простите, вы не могли бы вызвать мне такси?»

Улица была очень тихой, но не длинной — в дальнем ее конце видны были фары легковых машин, проехал грузовик, потом небольшой красный одноэтажный автобус. Там должна быть главная дорога и, наверное, телефон. Он все-таки в Лондоне, где все улицы пересекаются.

Джеймс уже собрался идти, когда рядом промелькнула темная фигурка с призрачно светящимися ступнями. Это пугающее свечение объяснилось, когда фигурка добежала до фонаря и оказалась худым светловолосым подростком в кроссовках со светящимися подошвами, в джинсах и черном обтягивающем свитере. Джеймс улыбнулся и спросил:

— Здравствуйте. Не могли бы вы сказать, где я нахожусь?

В ответ он получил взгляд, исполненный снисходительного презрения.

— Вы не знаете, где находитесь? Что ж, по крайней мере это честно. Мои родители тоже не знают, где живут. Они думают, что сейчас все еще шестидесятые годы, и не понимают,

что времена хиппи давно прошли.

Джеймс приказал себе сохранять терпение. Похоже, сегодня он обречен на общение с сумасшедшими.

— Печально для вас, но могло быть и хуже. А если бы они думали, что еще царствует королева Виктория? По сравнению с этим родители-хиппи — вполне сносно. Скажите, есть здесь поблизости телефон?

— Не думаю, а что?

— Жаль. Я хотел позвонить.

— Остроумно. Пора уже иметь сотовый. Проснитесь, дядя, кофе закипел. Сейчас позже, чем вы думаете. Очень скоро мы окажемся в двадцать первом веке — вы это понимаете?

Несносный щенок! — подумал Джеймс.

— Да, понимаю. Вот уж несколько лет постоянно имею это в виду.

— И правильно, — сказал подросток недоверчиво, но улыбнулся, приняв ответ Джеймса за шутку, хотя это была чистая правда.

Каждый, кто занят в бизнесе, должен помнить о приближении нового тысячелетия и всего, что оно означает, особенно для европейцев. И дело, конечно, не только в смене даты в компьютерах и риске, которым это грозит…

— Как называется эта часть Лондона?

— Очнитесь, дядя. Что у вас с головой?

— Меня сюда привезли.

— А, понятно. Это Масвел-Хилл.

Джеймс облегченно вздохнул. Конечно. Как же он забыл!

— А улица?

Мальчик открыл рот, но вместо ответа сдавленно произнес:

— Пейшенс.

Джеймс остолбенел.

— Что вы сказали? — Может быть, у него что-то со слухом? Или того хуже — с головой? Неужели Джеймс настолько поглощен этой девушкой, что ее имя мерещится ему повсюду?

Паренек его не слышал и не видел. Он медленно приближался к воротам, из которых только что вышел Джеймс, и бормотал:

— Я должен поговорить с тобой. У меня только что был с ними ужасный скандал. Они не имеют права вмешиваться в мою жизнь. Родители считают, что я слишком молод и не понимаю, что делаю, и я просто ушел от них. Я не позволю так с собой обращаться!

Джеймс всмотрелся в ворота. Ничего ему не мерещилось. Она стояла, прислонившись к воротам, и свет фонаря превратил медь ее волос в серебро.

Пейшенс смотрела мимо подростка на Джеймса.

— Вам нужно такси. Я уже вызвала.

Подросток резко повернулся. Теперь он был еще мрачнее.

— Ты его знаешь? У него крыша поехала. Он спрашивал меня, где находится. У него провалы в памяти или он просто псих?

Пейшенс открыла ворота.

— Не груби, Кол. Лучше войди, но ненадолго. Я не хочу, чтобы твой отец опять рычал на меня. В прошлый раз он был очень груб.

— Он думает, что ты нацелилась на мои деньги.

— То есть на его деньги. У тебя ничего нет. А если не сдашь экзамены, то и не будет. Ты не сможешь получить работу после колледжа. — Пейшенс впустила его во двор и довольно прохладно посмотрела на Джеймса. — Такси приедет скоро. Не забудьте, что в следующую среду вашей матери исполняется шестьдесят лет, хорошо?