(не)любимый препод
Шрифт:
— Дура, укол от бешенства поставь!
— Ой, боже, Егор, причёска помялась, гляди-ка! — ахает она. — Привезу тебе в тюрьму гель для укладки и…
Понесло дикую кошку.
Борец за справедливость.
Иду к ним. Хватаю её за руку и тащу за собой, пока она всю редакцию на уши не поставила. Кристина упирается и тормозит по паркету, отрываю её от пола, открываю дверь и забрасываю в конференц-зал. Запираюсь, она у меня за спиной, яростно бунтует:
— Ты меня обманул, использовал, специально дал ауди, добренький, чтобы нас прослушивать, ты врун и подлый человек, и тогда в институте, будто надувной вагиной мной развлекся!
О,
— Ты что такое плетешь, Кристина? — оборачиваюсь. Подхожу ближе, привлекаю к себе, она вырывается. Удерживаю ее на месте. — Я сам недавно узнал, и это к нам не имеет отношения, абсолютно. Честно. Проблема с Егором мешать нам не должна и не будет мешать.
— Да неужели?! — она хмыкает так значительно, что мне на пиджак летят её слюни. — Я взяла и поверила. Ты мне говорил, что у тебя все серьёзно, а сам вынюхивал. Блохастый пес, фу, рад теперь? Вот, конец, все, давай, марш в будку!
Она замахивается, а я не успеваю среагировать.
Бьёт меня.
По лицу.
У нее на запястье мои часы. От души проезжается по мне корпусом.
От неожиданности впадаю в ступор. Так и стою, смотрю на неё. Чувствую, как по виску вниз струйкой сползает кровь.
Блохастый пёс, марш в будку.
Пока не встречал психов, рискнувшись мне подобное ляпнуть.
А чтобы кто-то разбил мне лоб и айда спокойно дальше по делам — это за гранью где-то.
Глаз заливает красным.
Она бледнеет и отступает на шаг. Бежит.
Делаю подсечку, она падает. Едва не шлепается с размаху коленями, но перехватываю ее у самого пола, синяки нам не нужны. Она пытается подняться, я давлю ей на плечи.
Наклоняюсь, выдыхаю в ухо:
— Нет, не вставай. Сиди. Подумай, ты всё правильно сделала?
Она молчит. Стоит на коленях, опустив голову, и шмыгает носом. Ревет.
Маленькая злокачественная опухоль. Ей бы рот с мылом прополоскать. И пару дней в наручниках походить, если полагает, что можно меня метелить, как Егора.
Черт, я совсем не воспитатель. Она беззащитная, и по сути ребенок, и напугалась.
— Кристина, — зову.
Она не реагирует. Поднимаю подмышки. Она валится обратно, куклой виснет у меня в руках.
— Кристина! — прижимаю к себе, тоже пугаюсь. Может, у нее шок, а я большой страшный дебил.
— Что, Саша! — рявкает в лицо. Вскидывается и лепит мне пощечину.
Да ладно. Аж окаменела вся от страха.
Выкручиваю руку ей за спину, она кроет меня матом и топчется сникерсами по моим туфлям. Тяжело дышу, не могу унять бешенство, но я бессилен — женщинам не чистят пятаки, женщины и не распускали раньше ручонки, в самую первую нашу с Машей ссору, лет двадцать назад, я закрыл ее голую на балконе, зимой, она постучалась спустя минуту и попросилась впустить, и больше мы к дракам не возвращались, а сейчас эта мелкая провокаторша срывает мне резьбу, таблетки в машине, ее длинный язык треплет меня на износ, я и гад, и сволочь, и скотина, она добивается, чтобы я заткнул ее нахрен, и я выплескиваю злобу в нее.
Сжимаю ее подбородок, грубо целую.
Она отвечает. Сразу. С такой же злостью.
На губах смешиваются кисло-сладкие ручьи моей крови и соленый град ее слез, похлеще, чем водка с соком в "отвертке", одним махом вскрывает мне мозг. Она накручивает на запястье галстук и душит меня, я наматываю на кулак волосы и заставляю ее пятиться, давлю своим весом, она плюхается на диван в углу, крепко держит меня за шею.
— Ты козел, — вякает.
— Сама
Многочасовая прелюдия курит бамбук. Я планировал долго ублажать хорошую девочку. А на меня садится грубиянка и драчунья, и я хочу ее так, что у меня вырубает пробки, проводка горит.
Поддерживаю её за талию, она цепляется в мои руки, и сама резко бухается вниз до упора. Ойкает, выгибается и раздирает мне татуировки ногтями.
— Жива? — говорю ей в грудь. Горячо, мокро и туго, до головокружения прёт. Мои владения. Она стискивает член, я зажимаю её саму, отбрасываю ее волосы и целую шею.
— Чтобы не как в первый раз, а дольше, — нашептывает мне на ухо.
Двигаюсь, в ушах звенит её протяжное "м-м-м", как драм-музыка, с вибрацией в стены, в зале шумоизоляция, но Кристину услышат в другой галактике, я срываюсь с катушек, она скручивает громкость, ловлю ее язык, вопли наполняют мне рот, горячо и остро, жаримся в реках лавы на краю ада, заплыли в токсичность, не выбраться.
Кладу пальцы ей на губы, она втягивает их в рот и сжимает челюсть, боль должна отрезвить, не помогает, обнимаю ее крепче, чувствую её глубже, я хотел с ней заняться любовью, а на деле еще никого так по хардкору не брал, и мне никто так не отдавался, это оно, крайняя ненависть и крайняя любовь сродни вулкану, страсть слепит, в черноте есть движения, остальное разрушено, ее спутанные волосы мокнут от пота, она такая хрупкая, под моей ладонью хрустят позвонки. Счет на секунды, и, кажется, я переломаю ей кости, а она откусит мне пальцы, отобрали друг у друга контроль и вместе тонем в самых дальних скрытых гибельных гранях порока.
Она сдается, когда я сам на подходе. Ее лихорадит, она дергается, отталкивает меня, лезет под моим локтем. Теряюсь, наблюдаю, как ее мотает по дивану, она сжимает ноги и громко делится впечатлениями в мягкий подлокотник: а-а, блин, Саша, что ты сделал, блин, блин, я не могу, убери это.
Первый раз вижу, чтобы так кончали. Тянусь к ней, раздвигаю ее ноги и жадно изучаю. Внутри на бедре большое родимое пятно, усыпанное родинками. Представляю пляж и ее, и как всякие упыри тонут в слюнях и мечтах снять ей трусики и глянуть, где заканчивается метка, и мои собственнические замашки бьются в припадке, всё, Кристина будет носить купальные шорты, никому не покажу, нереальное украшение, с зоны бикини родинки растягиваются до влажных нижних губ, это чуть ли не стрелка, намек, что там вкусно, я не сдерживаюсь и наклоняюсь, пробую. Веду языком глубже, переворачиваюсь на спину и тяну ее за бедра к себе на лицо.
Она мокрая.
И гладкая.
И пряная.
Аккуратная. От нее пахнет женщиной, еще юной, но уже такой горячей, слизываю все до капли, мне мало, глажу ее живот под футболкой, ее до сих пор потряхивает, ноги дрожат. Касаюсь ее ртом, медленно и ритмично, она ерзает и подается вперед. Берет меня за волосы и приказывает:
— Быстрее.
Поднимаю глаза. Она смотрит сверху вниз, крутится у меня на лице и наслаждается властью. На щеках засохшие багровые полосы, под глазами небрежно размазанная тушь, обкусанные губы красные, волосы в беспорядке раскиданы и прилипают к шее, она воплощение страсти, естественного импульса, что стал непослушен разуму, моя мания, влезла в сознание, у меня привыкание,