(не)любимый препод
Шрифт:
Кристина, мне отныне кранты без тебя.
Скольжу руками на ее бедра, сжимаю, обхватываю губами клитор и втягиваю, она взвизгивает.
— Саш, я пошутила, отпусти, о-о-й, — она скребет ногтями диван и вздрагивает.
Управляю ее дыханием, добиваюсь второй порции, ее тело послушно откликается, она давит лбом подголовник и начинает возню. Не даю встать, вплотную прижимаюсь к ней ртом, ее колотят судороги, и меня за компанию, на языке танцует ее оргазм.
Кристина как после отжима, медленно неловко сползает по мне, ловлю в объятия, долго целую,
Эх. Надо застегивать брюки от греха, он зря стоит и болит, жаль ее тревожить, уставшая кроха.
Или подождать. Пять минут. Хватит ей отдохнуть. В круглосуточной тренажерке на первом этаже есть душ, и, вообще…
Кто-то пытается войти, ручка не поддается, стучат. Кристина вяло приподнимается на локте, прислушивается. За дверью тишина.
Кристина щурится на меня. Отбрасывает назад волосы и откашливается:
— Это всё, конечно, очень хорошо. Но тебя ведь напрягает, что Егор так спалился, а я все знаю. Отношения, замешанные на лжи, ненастоящие, Саш. Я хочу по правде.
— Кристин, недоговаривать и врать — разные вещи, — опрокидываю ее, нависаю сверху, нос к носу. — Я тебе просто не сказал. А ты мне наврала. Что к экзамену готовишься. А сама по площади расссекала.
— Суть не меняется, когда двое вместе, нельзя против друг друга что-то мутить.
— Так не мути.
Она задумчиво теребит мою рубашку. Обнимает меня бедрами, лежит подо мной, я упираюсь в неё. Она кусает губу. Господи. Я ведь не железный, у меня будет инфаркт, она сама знает, какая красивая?
Отжимаюсь, встаю.
Она лениво, по-кошачьи потягивается. Напоминает:
— Саша, так и что делать, банду-то ищут.
Поправляю костюм, морщусь:
— А что ты хочешь делать?
Она смешивает нас и лишнее.
Тигра под стражей, суд ждет, если его и мурыжат на счет Винни-Пуха, он же не дебил сдаваться, за вооруженные налеты штрафом не отделается. От нее и остальных отстанут, тупо не о чем уже разговаривать. В обществе резонанс, молодежь главный двигатель, полно придурков с букетом мелких правонарушений во имя косолапого. С такой популярностью полиция на шайку не забъет, в ближайшее время точно. Но если не тратить деньги, не соваться в скупку с драгоценностями, нигде не отсвечивать, и если Попкова с Хромовым рты закроют, тогда им предъявить нечего, флешмобы устраивать законом не запрещено.
— Доносить на них смысла нет, — Кристина натягивает джинсы. — Из доказательств только видео, где Ваня осла с лестницы столкнул. Там даже не видно, что в сумке. Можно уверять, что миллионы, но со вторника несколько дней прошло, а мы молчали. Из-за ослика. Начинать трепаться себе во вред, — помолчав, торополиво добавляет. — Я бы и не стала уже, я с тобой, — подходит ко мне, касается лба. Улыбается, — ты как из триллера. Очень болит?
— Малыш, себя еще не видела, — усмехаюсь, корябаю засохшую корочку у неё на щеке. Возвращаюсь к поучениям. — Кристин, учись решать конфликты словами. Если повторится такое, будешь наказана.
— Наказана? — шепчет, округлив глаза. — Плеткой? — встаёт на носочки
— Ты маленькая развратница, — целую родинку на губой, поворачиваю её руку и смотрю на часы. — На пары поедешь сегодня?
— Неа, там у меня все сдано, — мотает головой, дергает меня за жилет. — А ты давно обещал по магазинам. Поехали. Может, купим ёлочку. Игрушки? И к тебе в гости, и отключи телефон, до понедельника. Да? Скажи да.
Киваю.
И так рассчитывал домой ее заманить, ёлочка, так ёлочка. Сама виновата, нельзя быть такой шоколадной, и чтобы тебя не съели, два дня постельного режима, потом колечко на пальчик, и все, никому не отдам.
А пока до понедельника лично моя. Сорок восемь часов — вечность.
Сорок восемь часов — миг. Понимаю это, когда в понедельник торможу на парковке возле института. Целую Кристину, отпиваю кофе, возвращаю ей стакан.
— После экзамена позвоню, — она выбирается на улицу. Дверью не хлопает, снова заглядывает в салон, тянет меня за воротник и чмокает. — Я супербыстренько. Елку без меня не трогай.
— Слушаюсь, — салютую.
Провожаю глазами ее фигуру, как она несется по заснеженной аллее к зданию. Смешная. Первая моя женщина, которая не качает попой на каблуках, но сексуальностью размазывает меня в мокрое пятно.
Включаю телефон. Сотку долбит смс-атака, листаю вести.
Егор требует угомонить его шайку, ребятам не понравилось, что тигра под монастырь подвели. Да неужели, они бы и так сели, все вместе, а тут всего один, зачем возмущаться, не пойму.
Отправляю сыну сообщение, что приеду к открытию.
До вечера разгребаюсь в издательстве и выношу людям мозг. Еду в клуб, названиваю Кристине.
Экзамен четыре часа назад кончился, а у нее телефон не абонент.
На парковке натыкаюсь на Егора. Стоит, прислонившись к капоту и курит.
— Однако, — киваю на сигарету. С воспитанием поздненько, маслом кашу не испортишь, наварил-то он будь здоров.
— Пап, они хотят, чтобы ты договорился со следователем, — вываливает Егор. — За шутку с бомбой можно штраф выплатить, и тигра отпустят.
— Еще что хотят? — роняю телефон, наклоняюсь.
Поразительно. Творят херню, палятся по-черному, и условия мне выдвигают, оборзели края не видят.
Дверь со стуком ударяется в стену, едва успеваю сдвинуться и не получить по мордасам. Из тамбура вылетает Кристина, с рюкзаком в руках, в глазах паника. Мазнув взглядом, бежит мимо нас, но рассмотрев, резко тормозит.
— Ты! Совсем тупой? — швыряет в Егора рюкзак. — На, сам разбирайся!
— Что там?
— Побрякушки твои ворованные, — она встряхивает волосами.
— Откуда?
— От верблюда!
Егор шарит по карманам пуховика. Машинально поправляю съехавшую крышку на смартфоне и еще на что-то надеюсь.
Его рюкзак с украшениями из ювелирки лежал в камере хранения на вокзале, я хотел забрать и не успел. Ячейка автоматическая, нужен лишь смарт-ключ.
— Попкова с Хромовым? — спрашиваю.