Не любовь. Не с нами
Шрифт:
Я вышла из комнаты, благоухая духами, туманами и загадочным настроением. С улицы доносилась музыка и детские крики, казалось, что во дворе не трое мальчишек, а целая рота сорванцов. Время от времени слышался мужской гогот, разговоры, голоса. Среди них выделялся один, который запускал вдоль моего позвоночника мурашек на колких, ледяных лапках.
Стало необходимо перевести дух, вспомнить, что мне исполнилось двадцать пять лет, я больше не влюблённая восемнадцатилетняя девчонка, готовая кинуть к ногам эгоистичного, самовлюблённого нахала чувство собственного достоинства.
Постояла
Я отошла от окна, где прислушивалась к беседе на улице, сделала пару шагов и врезалась в огромную глыбу. В Глеба Голованова собственной наглой персоной! Когда я умудрилась забыть, насколько высоким тот был? С утра он мне таким огромным не показался. Привычно высоким, более накачанным, чем семь лет назад – видимо, он стал завсегдатаем спортивного зала, – однако ощущения, что рядом возвышается великан с огромными ручищами, по сравнению с которым я стремительно сжимаюсь до размеров Дюймовочки, не было.
Глеб не покачнулся, не отступил, будто не с живым человеком столкнулся, а мотылька случайно сбил и не заметил.
– Ум, – выдохнул Глеб, подхватил меня за поясницу, легко притянул к себе, как назло, не встретив ни малейшего сопротивления. Моё тело рядом с Глебом начинало жить своей жизнью. Мозг, впрочем, тоже. – Какой запах. Шанель? – Он безошибочно назвал аромат. – Тебе идёт. Сама выбирала?
– Нет, мужчина подарил. – Я не стала сдерживать ехидства. Пусть знает, он не единственный знаток женского парфюма.
– Как я мог усомниться? – самовлюблённо ухмыльнулся Голованов, тут же отпустил меня, от чего стало как-то зябко, несмотря на то, что температура не опустилась ниже тридцати трёх тепла. Оглядел с ног до головы, неспешно прошёлся взглядом по телу, словно прикидывал, достойна ли я внимания царственной особы в его обнаглевшем лице, а после продолжил: – Хороший вкус у твоего мужчины.
– Естественно, хороший!
Если Вадим выбрал меня, значит, вкус у него хороший, вероятно даже идеальный. Безупречный! В отличие от Голованова, который меня не выбрал.
– Не то, что у тебя, – зачем-то выпалила я.
Хотя, почему «зачем-то»? Я имела вполне определённую цель: намекнуть на провал операции под кодовым названием «Семейная жизнь четы Головановых». Пройтись наждачной бумагой по рогам Глеба. Жестоко? Не помню, чтобы он пожалел меня в мои нежные восемнадцать, так что я не видела ни одной причины проявлять деликатность в отношении тридцатипятилетнего славянского шкафа.
– Самокритично, – с тихим смешком ответил Глеб и продолжил, как ни в чём не бывало: – Лариса Павловна за парадным сервизом отправила, сказала, ты знаешь где.
У меня от неожиданности на пару секунд пропал дар речи. Парадный сервиз в семье Цыплаковых доставался от силы два раза,
– Глебушка. – Пока я моргала, прикидывая, какая муха укусила маму, на пороге возникла родительница. – Ириша, покажи Глебушке сервиз в серванте.
– Зачем? – спросила я, едва не икнув от удивления. Понимаете, должно быть в жизни ребёнка, даже выросшего, постоянство, пусть это всего лишь сервиз из страны, которой не существует больше тридцати лет.
– Один раз живём, – отмахнулась мама, а я подумала, что нужно посмотреть прогноз погоды, мало ли что, вдруг намечается снег с дождём или осадки в виде лягушек.
Потом Колёк с Глебом жарили шашлык у высокого мангала, а рядом топтался папа, создавая видимость бурной деятельность. Нюта носилась между летней кухней и столом в беседке, накрывая, успевая на ходу зорко поглядывать в сторону мужа, чтобы «не изгваздался» и ловить детей, всегда готовых чего-нибудь взорвать, а в крайнем случае, слопать.
Собрались за столом всем семейством, включая дорого гостя – Глебушку. Собранный на скорую руку стол ломился от разнообразия блюд, с виду простых, но очень вкусных. Для меня так и осталось загадкой, каким чудом Нюта успела столько наготовить, Вероятно, на кухне у неё вырастает запасная пара рук, ничем другим объяснить такое количество закуски не получалось.
По секрету Нюта шепнула, что Глеб готовит «бомбический» шашлык, – это я помнила с детства. Даже такая малоежка, как я, не отказывалась от сочного куска мяса, приготовленного головановскими руками. Тогда я бы не отказалась ни от чего, лишь бы к этому был причастен объект любви всей моей жизни.
В тот вечер я глотала слюнки, настолько аппетитно выглядело и пахло мясо, однако с детским упорством игнорировала угощение: пусть Голованов не думает, что ничего не изменилось. Изменилось. Ещё как!
– Глебушка, давай, я тебе пюрешечки добавлю, – суетилась мама, прыгая вокруг гостя. Ей постоянно требовалось кормить разнесчастного, оставшегося без женского участия наглеца, пользующегося сердобольностью немолодой, участливой женщины.
– Я уже сыт, тётя Лариса, – с обворожительной, присущей лишь ему улыбкой, отвечал Глеб.
На «тётю Ларису» он перешёл после долгих уговоров мамы, мол, свои люди, к чему формальности. Захмелевший Колёк истово поддерживал родительницу, иногда накидываясь на друга с пьяными объятиями и заверениями в настоящей дружбе.
Олежек, посидев немного за общим столом, быстро заскучал и отпросился играть в планшет. Нюра, вздохнув, разрешила. Компьютерные игры она считала злом, однако, заинтересовать мальчишек книжками, конструкторами, пазлами не удавалось: как только очередной пострелёнок достигал возраста, когда становился способен держать в руках телефон, планшет или игровую мышку для компьютера, обычные игрушки забрасывались. Серёжа залез на руки мамы и с воодушевлением строил укрепления от неприятелей из зелёного лука и петрушки, врагом был назначен редис.