Не любовь. Не с нами
Шрифт:
Надо отдать должное, Глеб никогда не говорил, чтобы я дни и ночи проводила у плиты. Со временем, когда прошёл мой запал доказывать, что я могу успеть всё и вся, – а закончился он примерно через две недели после рождения Даши, – мы наняли помощницу по хозяйству, которая приходила через день, убиралась и готовила. Но всё равно становилось обидно. Сильно обидно! По-настоящему.
Конечно же, мы ругались, вернее, ругалась я, рассказывая чугунной, невозмутимой голове Глеба, что он весь, включая голову и то, что ниже пояса, самый настоящий австралопитек. Отборный! Первостатейный!
– Знаешь, Цыпа, в твоём недовольстве есть определённая прелесть.
«Недовольство» – именно так он назвал мой получасовой визг с переходом в слёзы, представление самой несчастной, всеми угнетаемой женщины и немножечко сердечного приступа, я понятия не имела, как это выглядит на самом деле, но уверена, что удавалось мне превосходно.
– Определённая прелесть? – уставилась я на Глеба, не зная, как реагировать.
Я тут почти умираю, почти от инфаркта, а он говорит «прелесть»?! Ничего себе.
– Определённая, – кивнул Глеб.
Дёрнул молнию на гульфике, расстегнул ремень, потянул меня на себя, прижал так, что я почувствовала всю определённость собственной прелести для родного мужа.
– Даша спит, – облизнув губы, зачем-то уточнила я.
Очевидно, если бы Даша не спала, она бы не слезала с рук папы, заставляя его быть то принцессой, то кучером, то лошадкой, а то феей с волшебными крылышками – рослой, почти двухметровой, счастливо улыбающейся накрашенным детской помадой ртом, с хвостиками, скреплёнными розовыми резиночками для волос. И уж точно я бы не стала ругаться с её отцом, пусть он неуступчивый поборник патриархата, не знающий ни стыда, ни совести, ни жалости к несчастной, узурпированной жене.
– И скорей всего проснётся через двадцать минут, – подтвердил мои слова Глеб.
Подтолкнул к выходу в коридор, оттуда в свободную комнату, которую в последнее время использовали как большую кладовую, там, не успев защёлкнуть дверь, повернул к себе спиной, прогнув в пояснице.
– Не представляешь, насколько определённая прелесть, – сказал он, тяжело дыша мне в затылок.
– Покажи мне, – расплылась я в улыбке.
И он показал. Я вздыхала, глубоко дышала, протяжно скулила, пряча звуки в ладони Глеба, сходила с ума. Замечательно, что в тот день Даша проспала дольше обычного, иначе я бы просто лопнула, настолько сильно завела новая игра.
Так, в радости, любви и громких ссорах с моей стороны, мы прожили до трёх Дашиных лет, а сейчас казалось, что мы достигли своего предела. Максимума, который возможно выдавить из отношений друга старшего брата и вредной девочки со странным прозвищем «Цыпа».
Все эти годы я не бросала своей деятельности, продолжала заниматься таргетинговой рекламой, иногда даже находила новых клиентов. Время от времени мне удавалось заработать приличные для домохозяйки деньги, достаточные для того, чтобы не чувствовать себя ни иждивенкой, ни бесполезным придатком на шее мужа.
Глеб не обращал большого внимания на мои достижения. Считал, что деньги, которые мне удаётся получить без ущерба для его величества и наследницы всея империи Головановых,
Я же считала, что отношение Глеба к моему труду – самое настоящее обесценивание. Конечно, жили мы исключительно на деньги, которые приносили клиники, но разве это умаляет мои усилия? Делает успехи менее значимыми, а поражения необидными?
В назидание собственному мужу я решила устроиться на «настоящую работу». С полным рабочим днём, редкими выходными, перерывом на обед и ненормальным начальством. Последнее сомнению не подлежало: моим начальником стал Голованов Глеб собственной венценосной персоной.
Как только меня посетила мысль устроиться на «настоящую работу», которой проникнется даже мой муженёк, я собралась, принарядилась и отправилась в отдел кадров Головановских клиник. На стоянке центрального офиса у меня было отдельное место, потому что иногда мы с Дашей навещали папу на работе – заодно проверить, не вьётся ли рядом с ним какая-нибудь излишне активная барышня, – а парковаться в тесноте южных городков и поселков я так и научилась.
Ездила я на красной Мазде, когда-то принадлежавшей Лии, что ничуть меня не смущало, как и то, что жила в квартире, в которой когда-то жила она. Я – жена её бывшего мужа, немного поздновато смущаться, решила я. И получала истинное удовольствие от машины, квартиры и главное – от Глеба.
В отделе кадров меня встретила любезная девушка, внимательно изучив мои документы, кашлянула, извинилась и вышла из кабинета. Через минуту напротив меня материализовалась начальница отдела кадров, сообщила, что у них имеется подходящая вакансия – администратор в филиале, в посёлке моего детства, и через каких-то десять минут я была зачислена в штат сотрудников Голованова.
О чём сразу же сообщила Глебу, услышав на том конце трубки выразительное молчание. Так же выразительно он молчал всю последующую неделю, никак не комментируя мою новую трудовую деятельность. По утрам вставал раньше меня, собирал сонную, капризничающую Дашу, уговаривая поесть. Увлекал разговорами, как ей будет весело у бабушки Ларисы и деды Васи.
Дочка в ответ истошно орала, топала ногами, желая остаться дома, а к бабушке ехать, когда выспится, а лучше – завтра, потому что сегодня в группе развития, где у неё появились друзья, будут рисовать солнышко, лес и море, а ещё танцевать с игрушечными утятами! Конечно, танец с утятами трёхлетке важнее, это понимали все, даже я, но… работа есть работа.
Глеб отвозил Дашу моим родителям, я ехала на работу, сидела за стойкой регистрации целый день, иногда не имея возможности отойти в туалет или попить чаю. Возвращалась я домой сразу после Глеба, рабочий день у меня заканчивался раньше, но нужно было забрать Дашу, а это почти три часа пути в обе стороны, если нет сильных пробок.