Не любовница

Шнайдер Анна

Оксана ощутила, что непроизвольно начинает краснеть, и, пока шеф ничего не заметил, отвернулась обратно к стойке.

Блин! Но это же невежливо!

Повернулась обратно, захватив документы, и не удержала их дрожащими пальцами — бумаги с тихим шелестом скользнули на пол и рассыпались, разлетаясь по разным углам так стремительно, словно Оксана не на месте стояла, а бежала и швырнула бумажную стопку, придав ей ускорение.

— Вот чёрт! — простонала Оксана, присаживаясь, и нисколько не удивилась, когда Алмазов, дошагав до неё, присел рядом, отложив свой дипломат

в сторону, и тоже начал собирать документы.

— Утро доброе, Оксана, — произнёс он с иронией. — Вам, я смотрю, с пятницы тут почти «Войну и мир» оставили. Неудивительно, что вы не удержали подобную тяжесть.

— Извините, Михаил Борисович, — вздохнула Оксана и замерла, неожиданно осознав, что шеф с субботы не называет её отчества. Казалось бы, мелочь, но… Приятно это ей или неприятно? Она не могла понять. — Я сейчас всё соберу, не надо вам…

— Да ладно, вдвоём быстрее получится.

И он действительно помог собрать с пола все документы, а потом, передавая свою часть собранного, коснулся пальцев Оксаны, словно погладив их, — и она в шоке застыла, не понимая, не чудится ли ей это? И Алмазов… он нарочно или случайно?

Можно было бы поднять голову и посмотреть ему в лицо, но Оксана струсила. Банально струсила, опасаясь увидеть там что-то… не то.

— Я вам тоже кое-что принёс, — сказал Михаил Борисович, опуская руки, и Оксана сжала документы. Не только потому, что боялась уронить. Значит, он всё-таки сдержал обещание! — Сделайте мне сейчас кофе, хорошо? Как придёте, отдам свою тетрадку.

— Ох, — выдохнула Оксана и всё же подняла голову. Алмазов смотрел ей в глаза и улыбался — тепло и искренне. А потом его взгляд сполз ниже, коснулся губ, и Оксана непроизвольно облизнула их. И задержала дыхание, пытаясь заодно сдержать и румянец, тут же вспыхнувший на щеках — потому что во взгляде Алмазова полыхнул жар плотского желания. Что за?..

Нет, это точно длительное воздержание виновато. Не может шеф её хотеть, сам же сказал с бодуна и спросонок, что Оксана для него непривлекательна. В тот момент он не мог лгать, в таком состоянии люди говорят только правду!

Но голову Оксана на всякий случай опустила. И прикоснулась к одной из щёк ладонью — чёрт, действительно покраснела… И что Алмазов теперь про неё подумает?!

Глава 23

Михаил

К себе в кабинет он заходил с бешено колотящимся сердцем и с такой эрекцией, словно как минимум минут пять смотрел порнуху, а не две секунды пялился на влажные губы своего секретаря. Хотя дело было не только в губах, конечно.

Оксана смущалась. Она вообще ни разу не смущалась за те два года, что они вместе работали, но сегодня… Краснела, мялась, опускала глаза. И ужаснее всего было то, что Михаилу это понравилось. До эрекции, твою мать, понравилось! Кажется, он в своей жизни не видел ничего более возбуждающего, чем смущающаяся Оксана с розовыми пятнами на щеках. А видел Михаил, особенно за последние десять лет, очень многое.

И сейчас ему было до дрожи интересно, из-за чего

она смущается. Только из-за того, что в субботу они завтракали на её кухне и разговаривали не совсем как начальник и подчинённая? Или всё же он ей нравится? Хотя бы немного, на физическом уровне? То, что на уровне эмоциональном Оксана его осуждает и даже презирает, Михаил понимал отлично. Не может такая приличная и правильная девочка, как его Птичка, не осуждать женатого мужчину за наличие любовниц, и дело не в их количестве, а просто в самом факте существования. Но хотя бы на физическом уровне, возможно, что-то в Оксане откликается по отношению к нему?..

Михаил не понимал, зачем это нужно, но почему-то отчаянно хотел, чтобы Оксана была к нему неравнодушна. И краснела не просто от злости или смущения из-за нестандартной ситуации в субботу, а потому что возбудилась. Да, как он сам! А почему он должен страдать в одиночку, собственно?..

Оксана вошла в кабинет через несколько минут, когда в штанах у Михаила всё уже опустилось и сердце перестало взволнованно биться. И хорошо, потому что иначе он вряд ли смог бы спокойно сказать, глядя на то, как она ставит на стол блюдце с чашкой:

— Вы в субботу упоминали премию… Подготовите приказ? На сто процентов оклада.

Оксана покачнулась и едва не пролила кофе.

— Простите, надо было подождать, пока вы поставите блюдце, — улыбнулся Михаил, в то время как секретарь пыталась прийти в себя, застыв в полусогнутом состоянии и с чашкой в ладонях. — Оксана? Очнитесь! Вы слышите меня?

— Слышу, — вздохнула она, и её грудь приподнялась.

Чёрт… Грудь. Почему он раньше думал, что у Оксаны нулевой размер? Нет, это не нулевой. Грудь у неё маленькая, но есть. Первый, наверное. И… безумно интересно, Оксана вообще носит лифчики? С таким размером это необязательно. А ещё любопытно, какого цвета у неё соски… Коричневые или розовые, как клубнички?

Опять! Опять в штанах тесно! Что же он всё как подросток-то, возбуждается от одних фантазий?!

— И вот ещё… возьмите, — кашлянув, произнёс Михаил и подтолкнул в сторону Оксаны свою старую тетрадку, которая лежала у него под локтем.

Секретарь посмотрела на эту тетрадку и вновь слегка порозовела:

— Это?..

— Ну да, — усмехнулся Михаил, ощущая небольшую неловкость. И правда как подросток, ей-богу! — Берегите её. Можно сказать, семейная реликвия.

— Конечно, Михаил Борисович. — Оксана осторожно взяла тетрадку со стола и… положила на поднос. Почти торжественно, словно музейный экспонат какой-то.

— И не стесняйтесь, если вам не понравится, — произнёс Алмазов строго и наставительно, и Оксана вдруг весело улыбнулась, заставив его сердце подпрыгнуть и биться о рёбра.

— О-о-о, я вам всё выскажу, если мне не понравится, — фыркнула она, но тут же постаралась вернуть невозмутимое выражение лица. Получилось, правда, плохо. — Что-нибудь ещё, Михаил Борисович?

— Пока нет. Можете идти.

Оксана посеменила к выходу, и Алмазов, провожая её взглядом, неожиданно осознал, по какой причине ощущает себя парнем в пубертатном периоде.