Не мир принес

Манов Юрий

— На вертолете, конечно, повез?

— А то, не пешком же. Вот летим, я ее уже по коленочке поглаживаю, а там, в ущелье, стая этого… ну арабский зверобизян, все время фамилию забываю. По телику часто показывали. Идут, сволочи, нагло так в сторону границы. Ну я всем боезапасом и врезал. В общем, его, оказывается, искали все, всех он достал, лютый зверюга был, а я его реактивным залпом и накрыл. В общем, сначала хотели меня опять под трибунал, за несанкционированный вылет, а оказалось, я — герой. Глянь-ка, а этого узнаешь?

Петр Кочетов в новенькой, с иголочки, парадке вошел в зал и сразу направился к зеркалу. Кончики ушей у него явно носили следы недавнего хирургического вмешательства.

— Да, приходится парню хлебнуть, — даже вроде как сочувственно сказал Васинцов.

Большие красивые двери, отделанные позолотой, распахнулись.

— Господа офицеры! — Секретарь появился в проеме с кожаной папкой в руках. — Прошу вас,

Президент ждет вас.

Президент по очереди подходил к каждому, жал руку и прикреплял на грудь Георгиевский крест.

— Благодарю за службу, — сказал он, глядя в глаза Васинцову.

— Служу Отечеству, — четко ответил Васинцов.

— Что ж, господа офицеры, прошу присаживаться, — сказал Президент, когда официальная часть кончилась и телевизионщики, свернув свои камеры, вышли из зала. Они расселись на кресла с высокими спинками, а Президент, подняв фужер, произнес первый тост:

— За новых георгиевских кавалеров!

Выпив, он добавил с улыбкой:

— Только не надо, господа подполковники, думать, что не покрасоваться вам с этими крестами. И форму вешать в шкаф пока рано. Ваши рапорта с просьбой об отставке я приказал отклонить.

— Что, и ты тоже? — удивленно спросил Васинцов Кочетова. Тот лишь пожал плечами.

— Да, господа, мир меняется, и приходится привыкать к новым реалиям. Люди и новолюди должны работать вместе во имя общего блага. В этих целях создается новое подразделение для особых задач, и подчиняться оно будет непосредственно мне. Вопрос о начальнике новой структуры пока остается открытым, но я очень надеюсь, что генерал Одинцов примет мое предложение. Предлагаю наполнить бокалы…

— Ну не знаю, — пробурчал про себя Васинцов, спускаясь по мраморной лестнице Кремлевского Дворца, — а что скажет на это Карина? Я же теперь отец девчонки-первоклашки, а скоро, может быть, и мальчика… И кого назначат старшим группы? Чтобы я под зверьком ходил, пусть и эфэсбэшником? Да ни в жисть!

Эпилог

В шестом же часу настала тьма

по всей земле и продолжалась до

часа девятого.

(От Марка)

Думаете ли вы, что я пришел

дать мир земле? Нет, говорю вам,

но разделение.

(От Луки)

Мне уже шестьдесят, и, если не считать пошаливающей печени и давления перед дождем, у меня все хорошо. Мы по-прежнему живем в деревне на берегу небольшой речушки, у нас всего в достатке, из продуктов покупаем только соль и сахар, да еще сласти детям. Карина печет замечательный вкусный хлеб, а я, представьте себе, научился доить корову и коз, сбивать масло, солить сыр, и мне это нравится. Тем более мой сыр недавно получил диплом на губернской ярмарке, красивую грамоту с серебряной печатью я повесил в красивой рамочке над своим столом и хвалюсь ею перед знакомыми. Вот бы никогда не подумал, что во мне столько времени спал крепким сном фермер с задатками кулака. Правда, без батраков, сами управляемся, трех последних работников я отпустил три года назад: двое взялись за ум и теперь фермерствуют по соседству, третий не выдержал испытания трезвой жизнью и отправился спиваться в «Орешки». Я его не виню, каждый должен сделать выбор сам.

Возвращаться в Москву мы не собираемся, хотя по-прежнему частенько выезжаем вместе с детьми в город: в театр, в зоопарк или просто погулять, покататься на карусели в парке аттракционов. И хотя Москва после того, как спрятала свои заводы, фабрики, склады и прочие неэстетичные предприятия и здания под землю, заметно похорошела, стала такой чистенькой, уютненькой, мы все равно останемся в своей деревне. Жить в многоэтажках, в этих панельных монстрах, бр-р-р… Нет уж, увольте.

Старших детей в последнее время видим все реже, у Людмилы экзамены на носу, она твердо решила стать Педагогом и целыми днями возится с малышней из младших классов. Несмотря на то что конкурс в Школах просто огромный, я надеюсь, что у Людмилки получится. Пашка пошел по моим стопам и сейчас учится в Кадетском корпусе имени отца Иоанна. Он твердо решил стать офицером, но еще не решил, каким именно. То видит себя морским волком в ослепительно белом мундире под парусами, то астронавтом-первопроходцем на далеких планетах. Кирюха, тот спортсмен-эколог, дома не бывает, все в экспедициях. И чего их так на экологию тянет, понять не могу. Младшенький Мишутка пока с нами, но все больше времени проводит в Школе, и Мила начинает его ревновать к Педагогам. Оно и понятно, в Школе интереснее, чем с нами, ничего не поделаешь — Новый Мир тоже не идеален, и дети, рано или поздно, выпорхнут из родного гнезда, чтобы свить свое…

Некоторые считают Новый Мир скучным и порой ностальгируют о прошлых временах, а мне нравится,

хоть я и остался за три года до пенсии без работы. Когда нашу команду распустили, Кочетов так расстроился, аж уши брить перестал, сейчас он в Антарктиде рудником командует. Черемша в отряд космонавтов подался, и его взяли. Стерх в Атлантике в подводном городе мэрствует, Дзюба в ООН депутатствует, звонит часто, жалуется, что устал как черт. Вазгян уехал в Армению, обзавелся семейством, детишек настрогал, руководит крупным винсовхозом, ежемесячно присылает мне по бочке своего производства. Боюсь спиться. Юдин с Крушилиным на Марсе, Кайметов на Луне командует центром космосвязи. Пашка в Воркуте, он теперь большой… чуть не сказал человек. Большой «чудак» — настоятель собора отца Иоанна. Много пишет на философские темы. А я… Грустно, но специалисты моего уровня больше не нужны, как не нужны больше военные, полицейские, судьи, сторожа, охранники и пограничники. Охранять им нечего, границ больше нет, человечество стало одной семьей, и никто больше не врет. А без вранья как-то сами собой разрешились все социальные и политические конфликты. Потому нет и политиков, представляете! Ни одного политика! Вымерли как вид за ненадобностью. Этим болтунам пришлось даже труднее, чем нам, служивым, большинство из нас все-таки нашло себя в жизни, землю пахать, дома строить, Марс осваивать. Политики же так и остались не у дел, из них даже чиновников путных не получилось, я уже не говорю о производственниках. Чиновники остались, но немного и в основном на общественных должностях. Вот я, к примеру, — мировой судья и раз в неделю прилежно дремлю в волостной управе на пару с дедушкой в мантии и со смешным белым париком на макушке. Судиться приходят крайне редко, и сплошь по экологическим вопросам, так что скука смертная.

Этих экологов что-то много развелось в последнее время, хотя работы у них с каждым годом все меньше и меньше. Наши заводы больше не дымят и не сливают разной гадости в реки. Они не делают больше оружия, бомб, снарядов, не производят колючей проволоки, тюремных решеток, замков и шлагбаумов — как видите, сбылась мечта отца Иоанна. Зато наши заводы и фабрики выпускают гораздо больше тракторов, комбайнов, спортивного инвентаря, школьных тетрадок и детских игрушек. В том числе и смешного пучеглазого мишку с бочонком меда — моя разработка. Удивлены, да? Я его сам вырезал из дерева Мишутке на день рождения, а он отволок его в школу похвалиться. Дети были в восторге и начали просить родителей таких же. Педагоги отвезли мишку на фабрику, там дизайнеры посмотрели и просто завизжали от восторга, сказали, что этот мишка очень нравится детям, и через неделю запустили модель в производство. И пообещали, если мое второе творение — полощущий белье енот тоже «пойдет», со мной заключат контракт и даже возьмут дизайнером на полную ставку. Вот ведь какие таланты порой открываются в человеке! Мила так за меня рада, она, кстати, снова взялась за спорт и недавно привезла с губернского чемпионата «серебро» и очень этим гордится.

Друзья к нам приезжают довольно часто, особенно Одинцов с внуками. Он весь поседел как лунь, ходит, опираясь на палочку, много болеет и по-стариковски ворчит. Но к вечеру отходит. Мы частенько сидим за костром на бережку до поздней ночи, варим уху, выпиваем армянского вина или нашей наливочки, поем песни, вспоминаем былое. Одинцов недавно мне признался, что потихоньку пишет мемуары о первых командах «грифов», за которые «чудики» предлагают огромные деньги, и дал кое-что прочесть. Я почитал про наши похождения — классно написано, мне бы такой талант! Я и не подозревал, что был таким героем, или просто у Одинца перо легкое? Он когда про отца Иоанна главу читал, то чуть не всплакнул, честное слово. Про «чудиков» Одинец тоже грамотно изложил…

Кстати о «чудиках» и об остальных. Мы разделились. Теперь-то я хорошо понимаю, что означали эти слова «И разделятся» в пророчествах того бесноватого византийского юродивого и евангелиста Луки. Сначала-то все думали, что нам, людям, предстоит разделиться на «праведных» и «неправедных». И только потом, когда все «неправедные» исчезли сами: накинули на шею петли, прострелили себе головы, выпрыгнули из окон и с крыш своих домов, наглотались таблеток, и т.д., и т.п., только тогда мы поняли, что «разделиться» означает нечто большее… И иногда, оставшись в одиночестве, я сам себя спрашиваю: а то ли я делал в жизни? Был ли смысл нам, «грифам», как и сотням команд ловцов, рыскать по ночам по зловонным помойкам и отстреливать тварей? Тварей, которые в скором времени сами стерли себя с лица земли, исчезли как вид, как взбесившиеся псы перегрызли друг другу глотки или захлебнулись пеной. И у меня есть хороший довод в свое оправдание: уничтожая зверюг, мы сберегли жизни тысячам, может быть, сотням тысяч обычных людей, тем, кто сегодня нянчит детей, а некоторые уже и внуков, тем, кто смотрит старые фильмы и удивляется, как это люди во времена Старого Мира могли говорить столько неправды, это ведь так скверно, от этого так болит голова…