Не наследник, которому по…
Шрифт:
– Этот яркий протест, этот, я бы даже сказала, бунт, против системы, - Кладенец наклонила голову вбок, продолжая сверлить меня взглядом, - в нём чувствуется обида, горечь и в то же время несломленный и непокорённый дух, не смирившийся с обстоятельствами. Я знаю, я сама когда-то через это прошла.
С каждым её словом брови мои поднимались всё выше и выше. Неужели мне попался достойный соперник, разгадавший мой коварный план?
А ректорша продолжила.
– Это ведь не просто так, есть причина. Конкретная причина. Из-за несправедливости,
– Эм… что?
Женщина смотрела торжествующе, полностью уверенная, что раскусила меня, а я, уже практически готовый с ней согласиться, после последнего предложения замер, чуть не прикусив язык.
Ну да, логично. С точки зрения любого аристократа, а Кладенец явно аристократка, нет ничего хуже, ну кроме вычеркивания из списков рода, чем лишиться наследства и потенциально титула главы рода. И если увязать этот факт с моим вызывающим поведением тут, то связь прослеживается вполне чёткая и понятная. А исходя из принципа бритвы Оккама, самое простое объяснения является и самым верным. Не мудрено, что она ошиблась. Вот только это мешало моим планам. Мне не нужен был повод, чтобы понять и простить. Мне не нужно было сочувствие. Я должен был вызывать только гнев, ненависть и злобу. Поэтому я максимально серьёзно ответил:
– Госпожа ректор, вы ошибаетесь. Мне совершенно безразлично наследование, становиться главой рода я и так был не намерен. Поэтому я вас разочарую, но никакого бунтарства тут нет и в помине. Причины абсолютно те, что я уже озвучил и ни одной больше.
Та прищурилась, но затем, подойдя ближе, потрепала меня по плечу и с лёгкой улыбкой произнесла:
– Нет, тебе действительно самое место у зелёных, ты был так убедителен, во взгляде, в тоне, в жестах, что я почти поверила.
Я скептически приподнял бровь, но та только шире улыбнулась, а затем, потянувшись к моему уху, прошептала:
– Не думай, что тебя окружают одни враги, есть люди, которые также как и ты недовольны сложившейся ситуацией. Системой, когда бездари решают судьбу благородных. И если вдруг ты… что-то захочешь. Они смогут тебе помочь…
– В чём помочь?
– для проформы уточнил я.
– В том, что ты захочешь, - улыбнулась та.
– А если я захочу поступить в университет бездарей, чтобы изучать физику?
Стоило мне это произнести, как Светлана Иосифовна, сначала на меня выпучилась, а затем громко расхохоталась.
– Ой не могу, физику… ха-ха, университет бездарей... ха-ха.
Отсмеявшись, она вытерла набежавшие слезинки, смахнув те с длинных ресниц, резюмировала:
– Да, Рассказов, в чувстве юмора тебе не откажешь. Но я понимаю твою настороженность, - она посерьезнела, - и не прошу безоговорочно мне доверять. Возьми время, подумай. Ты парень не глупый, я бы даже сказала, весьма не глупый. А преподавателей я предупрежу,
Мне потребовалось достаточно больших усилий, чтобы не выругаться. Но я сдержался. Если не выйдет срывать уроки, есть ещё тайный клуб физики. Уж это она не сможет игнорировать.
***
– Ну что опять?
– недовольно поднял голову Восточнолесов.
Время было почти девять вечера и в управлении кроме заступивших на суточное дежурство сотрудников, практически никого не было.
– Шеф, я к вам, - вбежала в кабинет запыхавшаяся младший шериф, но тут же остановилась как вкопанная, удивлённо разглядывая наряд мужчины, - ой, а что это на вас?
Шериф был одет гимнастёрку с петлицами, галифе и хромовые сапоги. Подтянутую фигуры Климента Гавриловича перехлёстывали ремни портупеи, а на боку в ножнах, доставая чуть ли не до пола, висела здоровенная кавалерийская сабля.
Сам Восточнолесов в это время, перед зеркалом прилаживал фуражку с двуглавой кокардой и подкручивал появившиеся из ниоткуда усы.
– Это?
– старший шериф неожиданно смутился, - да жену пригласили на тематический вечер, в честь славного боевого прошлого страны. Вот, пришлось так…
– Настоящая?
– с интересом кивнула Лика на саблю?
– Нет конечно, бутафорская, - мужчина неловко одёрнул портупею, словно оправдываясь, добавил, - зачем мне настоящая, я и не умею с ней, мне как-то револьвер привычней.
– Жаль, - чуть разочарованно протянула та.
– Ты только за этим прибежала?
– нахмурился старший шериф, грозно подвигал накладными усами.
– Нет, шеф, что вы, - спохватилась девушка, - там взяли молодчика который, похоже, партию новой наркоты и толкнул. Только он колоться ни в какую не хочет, шеф. Что делать, шеф?
– Заладила, шеф, шеф, - пробурчал Восточнолесов, - ладно, пошли, посмотрим, что там за такой крепкий орешек, что колоться не желает.
Задержанный оказался мужчиной средних лет, среднего телосложения и невыразительной внешности, из особых примет у которого можно было отметить, разве что, начинающуюся лысину, да наглый взгляд прожжённого жулика.
Увидев старшего шерифа в необычном прикиде, он заржал и осклабился:
– Ого, это что у мусоров новую форму ввели? А я и не знал. Давненько к вашему брату не захаживал.
Сидел он на вделанном в пол стуле, в допросной комнате, в наручниках пропущенных, через специальную дужку, которая не давала ему двигать руками.
– Весело?
– приподнял бровь Климент Гаврилович, - ну посмотрим как тебе будет весело потом.
Подойдя к дальнему углу комнаты, он встал на цыпочки и завернул в бок камеру видеонаблюдения. А Лику попросил встать у двери, загородить имевшееся там окошко.
– Бить будешь, начальник?
– поинтересовался жулик, ничуть не испугавшись, - нехорошо, с побоями в КПЗ не принимают.