Не оглядывайся, старик (Сказания старого Мохнета)
Шрифт:
Молодой купец был парень не дурак. Он понимал, что значит украсть дочь пристава Байрам-бека, которого не только боится сам начальник, но главное чтут и уважают все кочевники на обоих берегах Аракса. И увезти не просто его дочь, но еще и невесту Магерама, сына Гаджи Гусейна. И к делу этому, трудному и опасному, он подготовился со всей тщательностью делового человека. Перво-наперво он вызвал из деревни младшего брата своего, такого же смышленого, как и он сам, и поставил его в лавке на свое место. Потом позвал длинноносого Габиба, фаэтонщика, который часто возил его по делам,
Надо сказать, что фаэтонщик Габиб был охоч до подобных дел. И потому, даже не помянув о плате, приложил к правому глазу ладонь, выражая тем готовность служить, и сказал, что ради такого благого дела не только в Агдам, в "Питильбург" готов их доставить. Габиб знал к тому же, что на банщиков, брадобреев и фаэтонщиков молодой купец не жалеет денег.
Ночью, когда весь город спал, Абдулла сел в фаэтон Габиба, запряженный великолепной тройкой. Туда вскорости прибыла и Ягут в сопровождении служанки, тащившей тяжелый чемодан с ее платьями и драгоценностями. К чести девушки, надо сказать, что она не взяла ничего из подаренного ей па обрученье. Сняла даже бриллиантовый перстень и положила па стол.
Когда влюбленные сели в фаэтон, молоденькая служанка решила не упустить случая:
– А мне на счастье?
Купец в хлопотах не подумал об этом и не взял мелочи. Но не желая скаредничать при возлюбленной, вынул золотой и протянул девушке.
– Ишь хитрущая!...
– усмехнулся Габиб и стал привязывать чемоданы. Потом влез на козлы, сказал: "С богом!" и тронул лошадей.
Когда фаэтон беззвучно выкатил из города, Габиб ослабил поводья, сытые кони, отдыхавшие весь день, охотно поскакали к Агдаму. Они знали эту дорогу, знали, что на остановках их ждет ячмень и прохладная родниковая вода, и это придавало им прыти.
Приблизившись к Куру-чай, белевшей бурунами в лунном свете, фаэтонщик остановил коней и стал внимательно разглядывать переправу. Река ревела, как верблюд по весне. Абдулла привстал на ступеньке фаэтона и тоже стал всматриваться: трудно было поверить, что можно вброд переправиться через мощные потоки воды, низвергающиеся с гор. Но Габиб влез на козлы, произнес: "С богом!" и дернул поводья. Кони спокойно пошли в воду, а молодой купец прошептал девушке:
– Ты не боишься?
Девушка искоса глянула на него, улыбнулась и сказала:
– А чего мне бояться?
Это был их первый разговор.
Вода едва не заливала ступеньки. Казалось, она вот-вот опрокинет фаэтон. Но Ягут вместе с жителями Курдобы не раз переправлялась через бурные реки верхом или на верблюде, и ее только забавляла тревога возлюбленного.
Когда они достигли середины реки, Абдулле показалось, что кругом нет ничего, кроме этой бушующей в лунном свете воды. Он то и дело поглядывал на девушку, но глаза ее улыбались, и в них не видно было ничего, похожего на испуг. Когда кони добрались до берега и стали подниматься на склон, Габиб крикнул: "Господи, помоги!" и щелкнул в воздухе кнутом. Кони, привыкшие к ячменю и к ласковому обращению, от этого звука
Когда фаэтон пересек и вторую речку, Габиб наконец закурил. Миновали какую-то деревню, пели петухи... Когда среди ночи слышалось пение петуха, Ягут почему-то всегда становилось грустно. Так и сейчас. Девушке казалось, что, расставшись с отцом и с матерью, она навсегда прощается с родными местами, едет куда-то далеко-далеко, в неизвестный, чужой, пугающий мир..... Сердце ее дрогнуло. Абдулла заметил ее печаль и, склонившись к возлюбленной, нежно поцеловал ее в щеку.
Кони шли легкой иноходью. Лупа зашла. Порой дорогу перебегали лиса или волк, и, сверкнув зелеными огоньками глаз, исчезали в высокой, в человеческий рост, пшенице. Чуть позвякивали бубенчики, легкий ветерок дул с востока... Стыдясь фаэтонщика, влюбленные не разговаривали, но, ощущая близость друг друга, переглядывались, улыбаясь...
Всходило солнце, освещая карабахские степи. Фаэтон все катил и катил по дороге, и вот показалось ущелье Пир-аг булат, знаменитое ущелье, где Баяндур из Гюздека расправился с войсками кастрата Агамухаммед-шаха. Ущелье, где Гачаг Дели-Алы из Гянджи убил нечестивого Ширали-хана, отомстив за своих земляков. Дорога свернула в ущелье, и Габиб увидел стоявшего под деревом человека. Он хотел было погнать лошадей, но заметил, что с обеих сторон дороги из-за кустов направлены па него ружья, и натянул поводья.
– А ну, длинноносый, сворачивай!
– крикнул один из гачагов, выходя из засады.
Но Габиб, это был Габиб.
– Свернуть сверну, а язык свой попридержи!
– в голосе фаэтонщика не было испуга.
– В фаэтоне женщина, - вылезая, сказал Абдулла.
– Пусть останется там, а мы пойдем с вами.
– Хватит болтать!
– крикнул тот же гачаг.
– Сказано тебе, поворачивай!
Габиб свернул в сторону от дороги. Когда фаэтон остановился, человек, стоящий в тени дерева, выступил вперед.
– Кого везешь?
– спросил он.
– Я племянник Абдуллы-эфенди, - сказал молодой купец.
– Девушка в фаэтоне - моя невеста.
Племянник Абдуллы-эфенди?
– спросил главарь гачагов.
– Из Гюней Гюздека? А невеста из какого рода?
– Дочь пристава Байрам-бека.
– И куда же вы держите путь?
– В Агдам.
Главарь подошел к фаэтону.
– Вот тебе подарок, сестрица!
– Он почтительно протянул Ягут дорогое кольцо.
– Пусть будет память от гачага Ханмурада.
Ягут вопросительно взглянула на жениха. Тот слегка пожал плечами.
– Подарок не отвергают...
Ягут взяла кольцо, надела на палец, и просто, словно давно была знакома с этим человеком, сказала:
– Спасибо, Ханмурад!
– Извини, что задержали вас, - сказал ей гачаг.
– Дядя Байрам хорошо меня знает.
И, обернувшись к Абдулле, сказал:
– Счастливого вам пути!
Довольный, что гачаги не отобрали коней, Габиб лихо надвинул папаху на лоб и погнал...
– Прекрасный парень этот Ханмурад!
– Габиб покрутил головой.
– Дай бог ему здоровья!