Не оставляй меня одну

Солнечная Зоя

— Рассказывай.

Он улыбнулся еще шире, и до меня долетел отголосок яркой эмоции. Он посчитал, что раз я согласилась его выслушать, то уже полпути до его мечты пройдено.

— С тех пор, как я решил стать агентом, Сцилла, я всегда знал, что стану лучшим среди них. Но чтобы стать лучшим, нужно учиться у лучших. Именно поэтому я изучал историю и дела агентов первой волны, и особенно вашей троицы. Вы единственные выжившие, а значит, именно вы — лучшие. И признаться, если бы судьба не сложилась так, как сложилась, я сам нашел бы вас и вашего брата и умолял учить меня. Откровенно говоря,

Сцилла, я больше рассчитывал на вашего брата в качестве учителя, но за неимением информации о нем, готов был согласиться и на вас.

— О, то есть я — запасной вариант, — я хмыкнула, хотя слышать такое было обидно.

— Да, так я полагал раньше. Но теперь я воочию увидел вас обоих. Когда-то ваш брат, возможно, и был лучшим среди лучших, но сейчас он похож на ходячего мертвеца, как бы странно это ни звучало в его случае. А вот вы все еще живы.

— О чем ты? — я нахмурилась и нервно затарабанила пальцами по подлокотнику.

— Заметить это вам мешает тот факт, что вы слишком давно его знаете. Его взгляд — взгляд человека, который ищет смерти. Я уже видел такой в последние годы жизни своей матери, и ни с чем его не спутаю.

Я подавленно молчала, задумавшись о его словах, а Виктор так же уверенно продолжал:

— И раз он пришел к тому, чем стал, он и его путь мне не нужны. Учите меня, Сцилла, я прошу об этом вас как сильнейшего из известных мне людей, — его глаза лихорадочно заблестели, а эмоции взметнулись россыпью мольбы, жажды и чего-то более глубокого, к чему наиболее близко понятие фанатизм. — Именно ваш путь и ваши взгляды на жизнь сделали вас такой, какая вы есть, и я в восхищении! Я понимаю, что вам не хочется тратить ваше, несомненно, бесценное время и силы на кого-то вроде Никиты, кто не сможет вас понять, но клянусь вам, ученика лучше меня вы не найдете. Просите за это, что хотите, Сцилла, я готов быть вам почти рабом, лишь прошу учить меня, и вы не найдете более целеустремлённого и жаждущего знаний ученика, чем я.

Вот уж чего не ожидала, так это подобной просьбы. Впрочем, не сказала бы, что мне это в тягость, так что почему бы и нет.

— Я согласна, — ответила я после недолгого раздумья. — Но что ты видишь во мне? Возможно, это лишь образ, который ты себе придумал.

— Я вижу силу, Сцилла. Внутреннюю силу, которую нельзя объяснить или измерить, но она проявляется во всем, что вы делаете, чем живёте. Я хочу ее, — он помолчал, усмехнулся и продолжил. — Разумеется, вас я тоже хочу, но это чревато проблемами с Владиславом, что может помешать мне достигнуть более важной цели, так что я не претендую. Но если вы предложите, не откажусь.

— Не предложу. Рада, что ты хотя бы иногда думаешь головой, а не тем, что между ног, — я не удержалась от небольшой подколки, но затем продолжила серьезно. — Посмотри на эти бумаги передо мной. В них есть что-то важное, но я не успела понять, что именно. Считай это своей первой задачей, первым шагом к обучению.

— Вы хотите, чтобы я нашел нечто, о чем вы сами не знаете? — изумился он.

— А ты думал, будет легко? — я усмехнулась. — И дело не в поиске, Виктор, а в умении быстро размышлять и сопоставлять. В умении мыслить.

Я запнулась на этой фразе, потому что вдруг вспомнила, что Кайрадж

хочет от меня того же самого, чтобы я мыслила. Это стоило обдумать. Я поднялась с кресла:

— Пора спать, Виктор. Спокойной ночи, — я отправилась к выходу.

— И вам, Сцилла, приятных снов, — его слова догнали меня у самой двери, заставив обернуться.

— Тебе нравится называть меня именно так, а не по имени. Что это значит для тебя? — я задумчиво уставилась на его ответную улыбку.

— В вас живет чудовище. Опасное. Живое. Красивое. Именно такое имя я дал бы тому, что ранее в разговоре назвал вашей внутренней силой. И знаете, мне понравилась задача, которую вы мне дали, я обязательно найду то, что вы искали.

Что ж, может из него и правда выйдет неплохой ученик.

У спальни меня ждал сюрприз. Рядом с дверью, прислонившись к ней спиной, стоял Никита. Заметив меня, он шагнул навстречу и протянул розу.

— Давайте поговорим, Вероника. Пожалуйста.

Он явно стащил цветок с клумбы Анны, но порыв я оценила.

— Что ж, входи.

Я кивнула на дверь своей спальни, а сама взмолилась всем богам, чтобы он вел себя осторожно и не пришлось больше мучить его. Никита остановился на середине комнаты и дождался, пока я сяду на кровать, прежде чем начал говорить.

— Вероника, Михаил — ваш возлюбленный?

— Да, — я кивнула и отложила розу на кровать. — Надеюсь, теперь ты оставишь свои поползновения в мою сторону?

— Это сложно, вы мне очень нравитесь. И вот чего я не понимаю, так это почему вы нравитесь Виктору. Он любит совсем другой тип женщин, и мы с ним всегда расходились в этом вопросе. Как если бы он любил чёрное, а я белое. Это загадка для меня. Поможете ее разгадать?

— Я уже говорила тебе, Никита, я не такая, как ты думаешь. Ты принял маску за настоящее лицо, а Виктор видит истину.

Я сейчас просто несла что-то наобум. Импровизировала, как сказал бы брат. Надумал тут себе всякую чушь. Маска, лицо, да кому какая разница? Виктор просто извращенец, и меня он хотел бы видеть в роли своей женщины, потому что я уже опытна и знакома с темной стороной человеческой души, и я не испугаюсь того, чего он мог бы захотеть. А еще я для него отличная дойная корова — замечательно подхожу на роль учителя. И мы с ним заключили сделку, вот и все. А Никита — словно в облаках витает. Ведёт себя, как ребенок, который не хочет видеть истинную, темную сторону жизни, где нет места романтике.

— Никита, я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда. Я люблю Михаила. Я хочу Михаила. И я не буду ни с Виктором, ни с тобой, ни с кем-то еще, кроме него.

Мой собеседник быстрым шагом подошёл и рухнул на колени передо мной и взял мои пальцы в ладони.

— Вероника, я не хочу этого слышать и не хочу этого знать.

— А придется, — в моем взгляде поселилась надменная холодность. — Иначе я снова отправлю тебя в кошмар и случайно забуду вернуть. И теперь ты знаешь, что жалостью меня не взять, я могу ударить лежачего и безоружного, и сделаю это, если придется, потому что как никто другой знаю, что настоящее оружие — в голове, а не в руке.