Не оставляй меня одну

Солнечная Зоя

Кайрадж молчал. Ждал моего ответа сам.

— Им мешает не незнание, — сообразила я. — Они не могут выйти за рамки и мыслить. Они сами себе мешают.

— Лишь безумец способен покинуть рамки разумного, — подтвердил Кайрадж. — Лишь на грани безумия человек допускает возможность выйти за эту грань. Потому что видит, что границ нет. И чем более безумен человек, тем дальше он может выйти за границы, которые нормальный человек ставит себе сам. Все верно. Ты молодец, Вероника.

Я расслабилась от охватившего меня умиротворения. Мой бог доволен, и вопрос больше не мучает меня. Было ощущение, что я знаю все. Мне было

просто хорошо.

— А теперь я покажу тебе то, что твой брат скрывает от тебя. Смотри внимательно. И мысли.

Я насторожилась, но спросить ничего не успела. Мир вокруг прояснился, и мы оказались в той комнате, где я лежала, только я сейчас незримо наблюдала. Прямо сейчас я видела Влада, который сидел в кресле напротив камина с любимым револьвером в руках. Он крутил в руках револьвер, задумчиво глядя на огонь. Я тоже перевела туда взгляд. Всегда любила сидеть с ним перед камином, глядя на огонь. В детстве брат часто сидел так со мной. Обычно в такие моменты у меня бывал в руках стакан яблочного сока, а у него — книга, которую он читал мне. Такие смутные и почти забытые воспоминания, что кажутся нереальными. Стояла тишина. Появилось желание забыть все, что было. Всю свою жизнь. Захотелось вернуться и стать теми, кем нам уже никогда не быть — детьми, не знающими, что такое настоящая жизнь. Что такое предательство. Боль утраты. Равнодушие в глазах, которые смотрят на тебя. Серые краски мира.

Внимание привлек тихий звук. Он сидел, задумчиво раскручивая барабан револьвера. Раз, другой, третий. А потом он быстро приставил оружие к виску и спустил курок. Тихий щелчок возвестил об отсутствии патрона. Влад вздохнул и опустил оружие обратно к себе на колени, а сам откинул голову на кресло.

— Влад! — я хотела прокричать это, но проснулась, и продолжение он уже слышал. — Ты рехнулся?!

Я вскочила с кровати и бросилась к удивлённому брату. Схватив револьвер с его коленей, я открыла патронник: пять пуль на шесть отверстий.

— И как это понимать, Влад?! Это даже не русская рулетка, это откровенная попытка сдохнуть!

— Видела меня во сне? Или наяву? — разумеется он понял, что так резко я проснулась не просто так.

Я не собиралась отвечать. Моему возмущению и злости не было предела. Да что он себе позволяет? Решил тут сдохнуть? Следующая мысль меня молнией пронзила: а ведь он уже давно тут сидит.

— Сколько, Влад? Отвечай немедленно!

— Что сколько? — спокойно уточнил он, соизволив наконец ответить мне.

— Сколько ты уже попыток сделал?

— Достаточно, — уклончиво ответил он и снова вздохнул. — Смерть не хочет меня, Ника. Я не понимаю почему. Если есть хоть малый шанс на спасение, я спасусь. Дай, — он протянул руку за оружием, я с сомнением протянула ему револьвер. — Смотри сама.

Он начал раскручивать барабан. Я наклонилась и схватила его за руку, заглянула в глаза:

— Не надо, Влад. Совпадения случаются и не такие. Не надо играть с судьбой. Я не хочу, чтобы ты по дурости вышиб себе мозги у меня на глазах. Не надо, — мой голос под конец стал даже почти умоляющим.

— Не бойся, Ника, ничего мне не станется.

Он перехватил мою руку, прижал к своей ноге и взвел курок, приставил себе к голове. Я как завороженная следила за тем, как его палец нажимает на курок. Будто в замедленной съемке, медленно со щелчком курок возвращается на место и воцаряется

тишина. Пустой. Единственный из шести, и снова выпал именно он.

— Это уже двадцать шестая попытка, сестренка. Хочешь двадцать седьмую? Можешь даже сама спустить курок, — он протянул оружие мне и посмотрел в глаза.

Там была пустота. Глухая, мертвая пустота апатии. Он не хотел ничего. Взгляд был потухшим, равнодушным. Я вдруг отметила, что несмотря на мою наготу, он не обратил внимания на мою грудь. В голове закрутились шестеренки мышления, завихрились мысли, я как будто уже знала, что происходит, но никак не могла догадаться.

— Да что с тобой? — я взяла его лицо в ладони. — О чем ты думаешь сейчас?

— Отпусти, — он повел головой, пытаясь высвободить ее из моих рук.

Что-то такое было в его интонациях. Что-то витало здесь в комнате его эмоциями. Обреченность? Нет. Апатия? Не то. Усталость?.. А может, все вместе. Я прекрасно знала Влада. У него случалось подобное настроение и раньше, но редко, и достаточно было одного задания, чтобы он пришел в себя. Словно животное, которому нужно было все время разминать лапы. Борьба с порождениями Зоога и гхаттитами приводила его в себя. А сейчас с ним случилось что-то более глубокое. Я напрягла память и логику. Вспомнилось, как он после взрыва в доме собирался сражаться с гхаттитами без меня. Как потом пошел на встречу к государю, самоубийственную, надо отметить. И как сегодня играл со смертью. И он был таким с того самого момента, как я встретила его в том доме. Все эти разы он играл со смертью. И делал это осознанно.

— Какого черта, Влад? — я крепче сдавила пальцы на его лице, не позволяя высвободиться. — Расклеился совсем. Ведешь себя, как тряпка. Хватит изображать уставшего от жизни старика. Хватит строить из себя мученика. Ты живой. Живее всех живых. Прекращай этот бред!

— Ника, отпусти!

Он нахмурился, приказал, но в его голосе чего-то недоставало, словно какого-то стержня, который всегда раньше заставлял меня делать то, что он приказывал. Впрочем если задуматься, после заточения он и правда изменился. Стержня, кажется, и не было, а я боялась его, видимо, лишь потому, что помнила. Попросту не заметила, что он больше не имеет надо мной власти. И я усмехнулась, в душе всколыхнулось злорадство.

— А ты меня заставь, — я склонилась к самому лицу и почти прошипела это в его губы.

— Немедленно. Убери. Руки, — четко и властно произнес он, пристально глядя мне в глаза.

Но на этот раз я не повелась на свои старые привычки. Смотрела на него взглядом, оценивающим заново. И я вдруг поняла: не держит. Он больше не держит меня. Я ощутила себя зверем, который почувствовал слабину надсмотрщика и наконец сорвался с цепи. Ликование было таким сильным, что я не выдержала и расхохоталась.

— Заставь меня, Влад! Заставь! — мой голос с ликующего сменился на кошачий, с нотками соблазнения. — Ты ведь знаешь, что нужно сделать. Начнешь с пощечины. Потом повалишь меня на пол. Я конечно же буду сопротивляться, я ведь не хочу, чтобы ты сделал это. Ты скрутишь руки и заткнешь рот, потому что я буду пытаться кричать. А потом ты изнасилуешь меня. И мне ничего не останется кроме как смириться, как делала всегда. И я останусь. Потому что побоюсь пойти тебе наперекор. А пока я слушаюсь, ты гладишь меня, холишь и лелеешь, и так даже можно жить.