Не оставляя
Шрифт:
…Оказалось, что моя милая добрая тётя уже заранее до моего приезда проявила заботу обо мне… В стенах её небольшого учебного заведения, как ни прискорбно это было узнать, меня ожидало некоторое подобие ускоренного ликбеза с уклоном… Нет-нет, не в экономику, а пока лишь только в пару гуманитарных дисциплин, с которых и должен был начаться в угоду моему отцу каждодневный неторопливо-размеренный глубоко осмысленный – и теперь без всяких сомнений до мелочей продуманный мой отдых на море.
Кажется, те предчувствия, что перед самым отъездом проявились в общении с отцом и которые немного меня пугали и донимали уже в поезде, всё-таки, как бы не хотелось этому верить, начинали сбываться.
По словам тёти, её опытные
Тётя лишь сожалела, что для этих занятий смогла привлечь только двух своих доморощенных педагогов по причине того, что почти весь её дружный педагогический коллектив, к моему счастью, был уже в отпусках.
И я, с трудом переваривая эту с ног сшибающую новость, уже представил, как из небольшой, но плотной толпы педагогов её славного образцового заведения отделилась парочка самых педантичных и крайне въедливых особ. Как они потирают от удовольствия руки: ждут не дождутся скорее приступить к делу и начать учить меня уму разуму. «Ну, теперь точно прощай мой отдых, прощай свобода, прощай пляж на весь день и ночные гуляния среди кипарисов под огромной южной луной, прощай и мой беззаботный сон до обеда…» – такие мысли сразу же завертелись в голове и смутили меня. Однако, стараясь сохранить хотя бы видимую невозмутимость и хладнокровие, я всё же поинтересовался, кто ж это так легко и радостно мог согласиться испытать на прочность свои нервы и хрупкое душевное равновесие в общении со мной.
Мой сардонический вопрос испарился сам собой. Тётя как бы не заметила его, но подчеркнула, что одной из моих репетиторш будет опытный педагог-литератор Стелла Александровна, которая очень тактичный и внимательный человек, в чём я, конечно, и не сомневался, но, безусловно, был бы определённо рад всё же избежать её пристального внимания к своим умственным способностям.
«Лучше б этот опытный педагог-литератор брался обучать тех, кто желает этого», – с некоторым возрастающим неприятием и отчуждением подумал я об этой своей будущей репетиторше, наделенной, скорее всего, также и функциями наставницы и строгой воспитательницы в одном лице.
Я тоскливо глядел из глубины комнаты на ярко-голубой прямоугольник окна, в котором одиноко кудрявилось небольшое перистое облачко и на фоне которого зачем-то в деталях припоминался большой десятиведровый школьный аквариум в кабинете биологии с навеки, казалось, заточенной там безмолвной и всецело покорной своей судьбе живностью. Я вдруг почувствовал себя примерно такой живностью.
Всё складывалось прескверно. Нежданный сюрприз действительно чуть было не вверг меня в самый настоящий ступор, если бы я не услышал о другом своём репетиторе – на этот раз уже по английскому классическому языку, который, если честно признаться, я прилично запустил в школе. Этим репетитором была назначена шестнадцатилетняя Даша, чей приятный голос я только что слышал по телефону. «Дашенька Невицкая у нас лучшая ученица, большая умница и очень ответственная строгая девушка», – так кратко охарактеризовала её тётя. Затем также кратко пожелав успешно пройти под руководством Даши ускоренный курс разговорного
«Предположим, – немного успокаивал я себя, – с Дашей я не прочь был бы общаться хоть на китайском, но с неведомой местной училкой забронзовевшей наверно от рутинного многолетнего педагогического труда – ни за какие коврижки». Школу, слава богу, я закончил и ощущать себя второгодником желания не было.
Конечно, внешне я постарался не слишком уж проявлять своё крайнее недовольство. Хладнокровие в любых неожиданных ситуациях в последнее время было моим девизом и почти знаменем, да и юная Даша, кажется, немного сглаживала неудачный расклад вещей, который так неожиданно и безальтернативно был выложен передо мной.
И всё-таки, может быть, не только из-за внутреннего неуспокаивающегося чувства протеста, я не смог сдержаться от выражения хотя бы самого малого неудовольствия.
С некоторым пылом, но как-то безнадёжно я попенял тёте на её чрезмерную и, на мой взгляд, совершенно излишнюю заботу, на что она только понимающе улыбалась в ответ, приговаривая что-то о гармонии приятного и полезного…
Вволю пообщавшись с ней в бурливом и неспокойном русле этой темы и выторговав незначительные чисто символические уступки, из которых более или менее значимой была Дашина экскурсия по вечернему городу, я, махнув рукой на всё, понял, что противостоять тётушке, пожалуй, мне будет много сложнее, чем отцу.
«Ах, тётя, – думал я, выйдя уже на улицу и помахивая ей снизу рукой, когда она показалась на балконе, – как же я всё-таки мог допустить такие поползновения на свою свободу и не предпринял своевременно что-нибудь упреждающее. Ведь после разговоров с отцом нет-нет да и мелькали мысли именно о таких перспективах моего пребывания здесь на юге».
Впрочем, и без каждодневных почти ритуальных перед отъездом разговоров с отцом вполне очевидно было, что он легко сговорится со своей обожаемой сестрой-директрисой, которая в благих целях постарается обрушить на меня весь свой немалый педагогический потенциал, включая также и потенциал своего заведения. «Наивный, я мечтал о беспечном времяпровождении на южном взморье! Хорошо, что хоть экскурсию я успел для начала организовать себе, а то бы уже после прогулки по набережной парился за партой, исподлобья косясь на почтеннейшую Стеллу Александровну», – размышлял и корил я себя одновременно.
Насчёт экскурсии, тётя, как ни странно, возражать не стала, даже сама по телефону уточнила слегка удивлённой Даше, куда в первую очередь необходимо меня сводить, дабы я проникся духом великого прошлого их небольшого городка. И в этом смысле местный краеведческий музей должен был, по её мнению, сыграть свою архиважнейшую культурно-просветительскую роль. «А затем можно будет осмотреть и старую набережную, и смотровую площадку на ней, откуда виден весь залив», – милостиво и предусмотрительно было разрешено мне полюбоваться здешними красотами и немного вкусить южной романтики. В тоже время я был настрого предупреждён, чтоб и не думал встречать там рассвет, потому как завтра в десять утра меня будет ждать в учебной аудитории Стелла Александровна.
– А как же пляж?! – заикнулся было я. На что тётя, ласково по-матерински расправляя мне на лбу сбившиеся волосы и улыбаясь своей обезоруживающей тёплой улыбкой, отвечала:
– Как же, как же без пляжа! Пляж будет обязательно… после занятий, когда и жара спадёт и когда как раз будет лучшее время для солнечных ванн и водных процедур… Впрочем, – вдруг добавила она, пристально вглядываясь в меня и поправляя на этот раз воротник моего батника, – належаться на песке, дорогой Андрюшенька, ты всегда успеешь, ведь главный городской пляж буквально в двух шагах от дома… а посему других и не надо!