Не оставляя

Широков Константин

– Ты плохо меня знаешь, Даша, – я уже вовсю любовался собой со стороны.

Замечу, кстати, что я совсем неплохо смотрелся рядом с Дашей. На нас даже откровенно оглядывались. Я это сразу засек – мол, какая прекрасная влюблённая пара мило беседует о чём-то у автобусной остановки!

Хотя скорее исключительно на Дашу пялились эти длинноволосые местные пацаны и если б не я, то они точно бы полезли знакомиться с ней.

– Даш, а к тебе не пристают на улице? Ты не боишься возвращаться вечером одна? Я могу прокатиться с тобой до твоего общежития, ноу

проблем, – почти по-английски сказал я. (Кажется, новая методика каким-то образом уже реально стала проявляться в моей речи.)

– Что ты! У нас городок небольшой и почти все друг друга знают, – ответила она, ненавязчиво поправив мой английский в произношении.

– А приезжие? – не унимался я. – Они ведь любят не только пляж и шоппинг, им подавай ещё и большую романтическую Love. (Опять ко мне как-то ненавязчиво подклеились импортные слова.)

– Приезжие у нас образованные и культурные, – Дашу стал разбирать смех от моего произношения и коверкания английских слов. – А словарик я предам завтра в интернате, когда ты будешь на занятиях. Смотри не опаздывай.

Насчёт пляжа я так и не успел договориться – неожиданно подошёл вместительный автобус и Даша, мило улыбнувшись и быстро попрощавшись, уехала, махнув мне пару раз рукой из отрытого окна автобуса.

Проводив взглядом автобус за поворот, я пошёл на набережную. Идти спать пока не хотелось. В голове роилось необычно много ярких впечатлений от такого незабываемого очень длинного дня. Хотелось всё расставить в своей голове по полкам.

Вроде ещё утром маялся в поезде, и вот я на юге – вокруг столько впечатлений и событий! И все это калейдоскопично вращалось теперь вокруг Даши.

Я пересёк уже знакомый мне сквер с пышными клумбами цветов, распространявших всё те же стойкие ароматы, и каким-то другим путём вышел к набережной. Уже стемнело. На юге очень быстро темнеет. Освещённая набережная была всё ещё довольно полна отдыхающих. Было много и пожилых пар, неторопливо прогуливающихся перед сном. Недалеко виден был и тот пляж, на который мне так хотелось заскочить, когда я шёл в музей. И меня как магнитом снова потянуло на этот небольшой аккуратный пляж, где в тёплой морской воде всё ещё купались люди и, кажется, не собирались отправляться по своим домам. Отказаться теперь от купания, конечно, я не смог.

Спустившись по небольшой гранитной лестнице и утопая кроссовками в песке, я подошёл к ближайшему лежаку и, быстро раздевшись, бросился в воду. Непривычный, но как будто очень знакомый мне с детства вкус солёной морской воды сразу же проявился на губах, усталость дневная мигом ушла, и тут же удивительное чувство восторга и радости охватило меня. Нырнув пару раз и сделав что-то похожее на кульбит в воде, я вышел и, натянув на мокрое тело джинсы и батник, в прекрасном настроении бодро зашагал домой.

Двор был слабо освещен, впрочем, как и улица. Но, несмотря

на это, я, уверенно ориентируясь, проследовал к подъезду. Где-то рядом в темноте бренчала гитара и раздавался смех. На скамейке у тусклого подъездного плафона сидели две бабульки и мирно беседовали. Поздоровавшись с ними, я быстро поднялся на второй этаж. Тётушка, конечно, уже давно поджидала меня и даже слегка волновалась.

– Андрюша, ну где же ты пропадал! Наверно, сильно проголодался. Иди руки мой и садись, поешь, а то скоро спать. У нас ночи тёмные южные, спать хочется рано.

Я накинулся на еду, а тётя начала расспрашивать понравился ли мне город, что особенно запомнилось в музее, и вообще, как прошла экскурсия в целом. Она даже поинтересовалась, не нагрубил ли я Даше, не обидел ли чем её. «…Ведь Даша Невицкая, несмотря на свою юность, очень требовательная и настойчивая девушка и вместе с тем она очень чувствительная и ранимая», – уважительно с любовью говорила о ней тётя.

«Да уж, требовательности и настойчивости у Даши не отнять, – подумал я. – Тётя может быть довольна – достойная подрастает смена…»

Тётушка спросила и о моём настрое на предстоящие занятия со Стеллой Александровной. Видать, это занимало её теперь более всего.

«Не проспи, – говорила она, разбирая мне постель, – я-то уеду рано. У меня совещание в городском отделе образования. А у себя в интернате буду только к концу рабочего дня… И после занятий обязательно зайди домой и хорошо поешь. На пляж успеешь, – монотонно давала она мне свои очередные наставления».

Я соглашался, кивая ей сонно головой, и сразу, как только у меня был выключен свет, мягко провалился в бездну.

В этой бездне, стуча колёсами на стыках рельсов, мчался в сторону моря поезд. На каком-то полустаночном перроне промелькнул отец со скрученной газетой в руке. Кажется, он был весел. Наконец, чуть ли не въехав в накатывающие волны, голубой поезд остановился как раз там, где на тёплом песке меня встречала Даша. Рядом, раскачиваясь в гамаке, листала свои фолианты моя жизнерадостная тётя и, что-то разглядев там, радостно била в ладоши. И какой-то суетливый старичок в порванной белой рубахе о чём-то спорил с машинистом поезда и обломанной указкой грозил ему. А я, кажется, уже обнимал Дашу, а потом мы с ней плавали, плавали… Сладкий был сон.

4

Сквозь крепкий утренний сон я всё же слышал, как хлопнула дверь за уходящей тетушкой, и тотчас же оглушительно затрещал где-то в зале будильник, хотя на самом деле между этими событиями прошло достаточно много времени. Тётя, видать, оставляя в зале будильник, надеялась, что я вскочу и пойду его отключать, а попутно проснусь окончательно. Этот трюк мы с отцом давно уже прошли. В отцовском арсенале в последнее время были более тонкие инструменты и ребусы, которые, впрочем, я щёлкал как орешки, несмотря на его изобретательность и всевозможные ухищрения.