Не от мира сего-3

Бруссуев Александр Михайлович

— Ну, я так и знал, — совсем рядом раздался тихий голос, показавшийся знакомым.

Дюк, наконец-то разобравшийся с путами англичанина, выглянул из-за его спины: действительно, голос знаком, а также знакомо все прочее. Перед ним, присев на корточки, расположился певец Чурило Пленкович. Певцом-то он был, конечно, не самым голосистым, вот Чурилой был настоящим.

— Чур, меня, — попытался пошутить рыцарь.

— Сейчас не об этом, — отмахнулся Чурило. — Можем уйти, но тем не решим проблему.

— Какую проблему? — поинтересовался Дюк.

— А вон, его проблему, — вновь пришедший несколько

невежливо указал пальцем на англичанина.

И, не дожидаясь реакции на свои слова, добавил:

— Этих всего восемь человек. Было. Минус два. Предлагаю завалить еще троих, пользуясь внезапностью.

— А дальше? — на своем смешном ливонском языке поинтересовался Вильгельм.

— А дальше, — усмехнувшись, пожал плечами Пленкович. — Честная драка будет иметь место: трое на трое.

— У принца рука выбита, — вздохнул, было, Стефан, но англичанин его оборвал:

— Я и одной рукой могу действовать. Мне еще за моих друзей поквитаться надо.

Чурило, видимо посчитав, что его план действий принят, исчез. Вот он сидел на корточках, а вот его уже не стало. Принц чрезвычайно удивился. А Дюк — не очень.

— Есть в нашей земле мастера глаза отводить, — сказал он. — Очень полезное качество. Да еще и туман помогает.

Там, где только что был Чурило, на земле лежали два убогих кривых, как артритных, кинжала. Самое ассасинское оружие. Выискивая в чужой гибели для себя наслаждение, они и к своей-то жизни относились с пренебрежением. Отсюда и оружие убогое.

Крики одурманенных убийц сделались несколько иными по характеру исполнения: все они явно кого-то звали. Оно и понятно — пытались докричаться до своего пропавшего товарища. Пока в их голосах не было тревоги, всего лишь негодование. Вероятно, считают, что упал куда-нибудь и смотрит сейчас свои блаженные угашенные [12] розовые сны.

Еще двое отделились от основной группы и, подбадривая себя очень угрожающими криками, пошли, широко расставляя кривые ноги, к пленникам. Значительность и горделивость ссыпалась с них на землю с каждым шагом. Так, во всяком случае, могло показаться стороннему наблюдателю. А сторонние наблюдатели в двух словах определили для себя дальнейшие действия.

12

от слова «гашиш»

— Бахабарлак кудык, — сказал один из убийц, когда они приблизились к ним.

— Бамбарбия кергуду, — согласился второй.

Сей же момент Стефан вонзил нож в ступню ближнего бандита, пригвоздив ее к земле. Тот сразу же испуганно и как-то обиженно заохал, почти по-куриному. Но Дюк не стал терять времени, чтобы вслушиваться: он метнулся к другому, еще не успевшему понять, что же, собственно говоря, произошло. Одним широким ударом второго кинжала он распорол живот ассасина от мошонки до солнечного сплетения. Появилось облако пара и кишки из раны, словно змеи, начали вываливаться прямо под ноги бандиту. Это его очень расстроило, он попытался грязными ладонями удержать свои внутренности, сделал очень скорбные глаза и закричал от ужаса.

В это же самое время Вильгельм вытащил из ступни раненного Стефаном человека

нож и изменил статус того на «убитый»: резким взмахом руки перерезал ему горло.

Дальше заниматься с этими бандитами было недосуг: в стане ассасинов раздались крики и бульканье. Это Чурило объявился с визитом вежливости.

Памятуя об арбалетчике, Стефан мчался вперед, сломя голову. За ним, не отставая ни на шаг, бежал принц.

Трое оставшихся в живых ассасина не выказали никакого страха. Внезапность нападения для них прошла, они обнажили вполне приличные мечи и всем своим видом показывали, что готовы к встрече с вооруженными ножиками пленниками.

— Бамбарбия, — сказал, восстанавливая дыхание, Дюк.

— Точно, — ответил остановившийся сбоку Вильгельм. — Кергуду.

— Мочи козлов, — добавил Чурила и всадил болт прямо в грудь ближайшему здоровяку. Тот резко выдохнул из себя весь воздух, отчего вокруг пошел неприятный запашок, подломился в коленях и упал, выставив вперед, словно для передачи оружия, руку с мечом.

Стефан этот меч сей же момент перехватил, у Пленковича имелся свой, поэтому они разошлись по сторонам, выбрав себе по сопернику. Вильгельму оставалось только болеть, кидаться кривобокими кинжалами и подбадривать коллег боевыми возгласами.

Схватка закончилась относительно быстро. Стефан, отбив удар, имевший намеренность развалить его на две половины, крутнулся в полувольте и мимоходом срубил выставленную руку соперника Чурилы — ту, что была без оружия. Ну, а дальше было делом техники, которой обладали и хунгар, и Пленкович, да и ассасин тоже. Но, видать, в отношении последнего недостаточной для сохранения себе жизни.

Спустя совсем малый отрезок времени все было кончено: несколько раненных стонали, остальные лежали, навеки умолкнув. У Вильгельма было испрошено «язык нужен?» Тот, баюкая поврежденную руку, отрицательно помотал головой. Раненные стонать перестали.

Над лесом воссияла луна, туман серебрился языками, словно щупальцами. Стефан и принц наконец-то получили возможность одеться, придирчиво перед этим обнюхав одежду. Трудно было ориентироваться по запаху, потому что недалеко ужасно смердел развороченным животом один из убийц.

Их всех стащили в небольшую яму между земляным холмом и большим валуном, а сверху прикрыли лапником — с них и этого хватит. То-то завтра собаки обрадуются.

Настало время Чуриле представиться перед принцем, что он и проделал со свойственной ему изысканностью.

— Что бы вы без меня делали, други мои? — сказал он. — Запомните имя Чурилы Пленковича. Будете кому рассказывать о своем чудесном освобождении, не забудьте упомянуть.

— Как ты здесь оказался-то? — спросил Стефан.

— We will rock you, — пропел Чурила и добавил. — Увидел неприятных людей, которые и на местных слэйвинов-то не похожи.

Он рассказал, что двигался на восток по выбранной дороге, но что-то на душе было не так, какое-то смутное беспокойство порождало тревогу, которая только усилилась, когда уже далеко за полдень ему встретились в выбранной для обеда придорожной лавке двое непонятных людей. Они, вроде бы ничем не отличаясь по одежде от местных коммивояжеров, шныряющих по всей Германии со всякой всячиной для продажи, но все-таки были другими.