Не откладывай убийство на завтра

Ситникова Людмила

– Риточка, я не поняла, он опять издевается?

Марго промолчала.

– Кат, а можно мне завтра поехать с тобой? – У Луизы горели глаза.

– Я не знаю, пустят ли тебя…

– Что значит – поехать, а в институт кто пойдет?

– Я не иду на первую пару.

– С какой стати?

– У нас культурология.

– И что дальше?

– Да ну, даже говорить не хочется. Там препод – полный дебил, я ваще не врубаюсь, как его допускают учить студентов? Ну, даун стопроцентный. Прикиньте, вызывает меня к доске и спрашивает – кто такой Гомер?

– Ну?

– Я

ему отвечаю: Гомер – это придурок один, по телику каждый день его показывают. А он в крик: «Как вы смеете, да вы знаете…» Ну, не урод?

– Круто! – оживился Артем. – Вы что, в институте про Симпсонов проходите?

– Да я сама в шоке, вроде серьезный предмет, а спрашивает всякую муть, он бы еще про Бивиса и Бадхеда спросил.

– Луизка, ты так и ляпнула – про Гомера?

– Да, а че?

– Он не про того Гомера спрашивал, – Марго смотрела на дочь, не понимая, в кого та пошла «умом».

– Не въезжаю, че, еще один мультик начался?

– Луиза, поздравляю, – засмеялся Павел, – ты вся в бабушку… два сапога пара!

– Павел Николаевич, закройте свою буржуазную хлеборезку, – Ангелина Дормидонтовна встала и вышла из кухни.

– Ничего себе бабка выдала!

Марго начала убирать со стола.

В десять часов Катарину разморило, с трудом добравшись до кровати, она уронила голову на подушку и мгновенно погрузилась в забытье. Из объятий сладкого сна ее вывел тихий голос Луизы.

– Кат… Кат, ты уже спишь?

– А… что… Луиза, в чем дело?

– Ты спала?

– А ты как думаешь?

– Извини, я что, собственно, пришла, хотела спросить… правда, что Круглов… голубой?

Копейкина так и застыла.

– Луиз, ты лаком для ногтей надышалась?

– Но ведь в газетах пишут, и женат он ни разу не был.

Катарина вспомнила утреннюю сцену в гримерке, невольной свидетельницей которой она стала. Судя по тому, как страстно Круглов целовал Татьяну, его сексуальная ориентация была в полном порядке.

– Я тут недавно читала в одной газете…

Из ванной послышался голос Ангелины Дормидонтовны:

– «Артиллеристы, Сталин дал приказ…»

– Что с ней?!

– Обычное дело, – Луиза махнула рукой, – бабка всегда, когда моется, поет подобные песни, если честно, уже заколебала, хоть на стенку лезь.

– «Артиллеристы!..» – неслось из ванной.

– Это еще цветочки, ты посмотрела бы, как она ночью вскакивает каждый час с криками: «За Родину, за Сталина, за мою корову Зорьку, оторвем фашистам бошки».

– И долго она обычно моется?

– Ну… минут сорок – час.

– И всегда поет?

– Точняк.

Катарина зевнула.

– Луиза, я хочу спать, завтра поговорим.

– Так как насчет Круглова?

– Не говори ерунду!

– Но газеты…

– Ты больше верь газетам, лучше книги хорошие почитай.

Фыркнув, Луиза покинула спальню.

Натянув одеяло до подбородка, Катка закрыла глаза. Надо ж такое придумать: Круглов – голубой! СМИ в своем репертуаре. Ката лишний раз убедилась, как нелегко живется актерам: любой норовит обвалять в грязи, найти темные пятна в биографии, оклеветать, вытащить наружу старое белье. Очевидно, от процесса

создания вранья некоторые получают ни с чем не сравнимое удовольствие.

Взять ту же Серебрякову: только ленивый не очернил Лилиану. Пресса в подробностях расписывает ее порочную жизнь и несносный характер, а на поверку актриса оказалась обычной женщиной, которой абсолютно не подходит ярлык «сука», навешенный на нее журналистами.

Благодаря бесцеремонному приходу Луизки сон улетучился. Таращась в потолок, Катка с грустью констатировала, что с завтрашнего дня у нее начнется другая жизнь. Она непременно должна выяснить – почему, а главное, кто отправил на тот свет Танюшу Карпову? Первый шаг сделан: находясь при Лилиане, Копейкина сможет ближе познакомиться с людьми, среди которых долго вращалась ее, уже покойная, подруга.

Глава 4

В шесть утра Катка была на ногах. Соорудив бутербродик, она с наслаждением потягивала чай с мятой, когда в кухню зашел хмурый Пашка.

– Доброе утро, – буркнул мужчина.

– Привет, кофе будешь?

– Плесни.

– Как спалось на новом месте?

– Не спрашивай, ночью глаз не сомкнул.

– Что так?

– А по-твоему, на полу выспаться можно? В конце концов, я не йог, мы больше привыкли на мягком посапывать.

– С какой стати ты спал на полу, у вас же замечательная кровать.

– Правильно, она была замечательной, пока в три часа не притопала Луизка.

– К вам?

– Естественно.

– Зачем?

– Все эта старая коммунистка… опять выкрикивала во сне лозунги, плюс ко всему запустила в Луизу подушкой, а та не нашла ничего лучшего, как прийти к нам. Они с Риткой расположились на кровати, а папа, естественно, на полу. Ой… елки-палки, все кости болят. – Павел отхлебнул кофе.

Минут через пять к ним присоединилась Ангелина Дормидонтовна.

– Доброе утро, Каточка… и вам, Павел Николаевич, неплохого дня.

– Мне пора на работу, – Щавелев прошел мимо тещи, отвесив ей поклон.

– Ну что за клоун, – пробурчала старуха, – паясничает постоянно, житья нам с ним нет. У всех мужья как мужья, а этот… за какие такие грехи моей дочуре подобный экземпляр достался?

– Ангелина Дормидонтовна, зря вы придираетесь, Павел – хороший человек, вам надо постараться найти с ним общий язык.

– Да уж, хороший… а как его найдешь, язык-то этот, если зятек при каждой возможности старается меня поддеть? Месяц назад иду спокойненько из магазина, никого не трогаю, настроение замечательное, даже ругаться не хочется. Вижу, Пашка вываливается из подъезда. Я его интеллигентно спрашиваю: «Скажите, Павел Николаевич, мой сериал еще не начался»? А он в ответ: «Уже полчаса как идет, идите скорее, сегодня последняя серия, они там все умерли». Катка, ты не представляешь, как я бежала по лестнице, лошадь с ипподрома по сравнению со мной – дряхлая, полупарализованная черепаха! На третьем этаже Анну Ефимовну с ног сбила, царствие ей небесное, бабулька умерла неделю назад от инфаркта. Прибегла, значит, домой, метнулась к телевизору – а сериал и не думал начинаться! Обманул, негодяй!