Не отпускаю
Шрифт:
— Ты позволяла ему целовать эти губы, — уже вкрадчиво шепчет он. — Ты позволяла ему трогать себя. Тебе все это нравилось? — резко отпускает мою шею, и я делаю глубокий вдох.
— Да мне нравилось, так же как тебе нравилось трахать других! — кидаю ему в лицо. Я лгу, мне хочется сделать ему больно так же как было больно мне. И лучше бы я молчала, но брошенных слов уже не вернешь. Его взгляд леденеет. Секундная пауза и он хватает меня за вырез платья, дергает и разрывает верх. Я пытаюсь сопротивляться, но потом понимаю, что это бесполезно, он сильнее меня и все равно сделает со мной что хочет.
— Думал ты моя маленькая девочка, а ты такая же шлюха. Ты хотела знать, что я делаю с ними? Сейчас я тебе покажу! — Вадим спускает чашечки бюстгальтера вниз,
— Не трогай меня, мне противно, когда ты прикасаешься ко мне после других!
— Но не противно, когда к тебе прикасаются другие! — сквозь зубы проговаривает он, и впивается в мои губы. Он не целует меня, он обхватывает мои скулы и буквально вгрызается в мои губы, больно их кусая. Всасывает, немного зализывая свои укусы языком, но потом вновь кусает. Губы настолько чувствительны, что мне больно и на глазах наворачиваются слезы, которые я глотаю, не желая показывать свою слабость.
— Ну что же ты мне не отвечаешь, любимая? Не нравится? — рычит мне в рот, накрывает рукой мою грудь, сильно сжимая. Он не ласков и осторожен, как раньше. Он груб и жесток, каждое его прикосновение несет боль и одновременно волну жара. Наверное, это шок или испуг. Тело сотрясает дрожью от того, что он гладит соски, обманчиво ласкает ладонями грудь, а потом сжимает, резко задирает мое платье вверх, оставляя обрывки болтаться на поясе. Обхватывает бедра, и вновь больно кусает меня за губу, впивая пальцы в бедра, оставляя синяки.
— Ты даже, сука, чулки для него надела, надеялась, что он тебя сегодня трахнет?! — проговаривает мне в губы. Сжимает мою талию, и резко разворачивает лицом к зеркалу, вжимая грудью в холодное стекло. Вадим собирает мои волосы в кулак, натягивает и дергает.
— Посмотри на себя. Вот такой ты хотела предстать перед этим мудаком?! — кричит он, смотря на меня через зеркало. И я смотрю, но только на него, и сейчас окончательно понимаю, что не знаю его. Таким жестким я вижу его впервые. Он никогда не причинял мне боль. Вадим хватается за резинку моих трусиков, дергает, больно натягивая кружевную ткань, которая впивается в промежность. Один рывок, и он рвет на мне трусики, грубо раздвигает коленом ноги, и тянет за волосы к своему лицу.
— Прогнись! — тянет меня за бедра, вынуждая вжаться попкой в его пах. И я понимаю, что его возбуждает все происходящее. А я не знаю, что чувствую в этот момент. Точнее я чувствую очень много и, кажется, меня сейчас разорвет от диссонанса. Я ощущаю боль и обиду, злость и ярость, но одновременно и дикую, ненормальную радость от того, что он прикасается ко мне, и я чувствую его тело. И ненавижу за это себя и его. Но кажется моему телу все равно, оно реагирует даже на боль, которую он причиняет. Вадим кусает меня за мочку уха, и вновь вжимает в зеркало, которое уже запотело от моего частого, сбивчивого дыхания. Слышу звук расстегивающейся ширинки, шуршание его брюк и в мою попу вжимается твердый, возбуждённый член. Он дергает меня на себя, немного отстраняя от зеркала, позволяя видеть нас в отражении. Мое платье разорвано, соски бесстыдно торчат. Помада размазана, а тушь потекла от слез, которые я даже не замечаю. Сама уже не понимаю от чего плачу. От его грубости, или от понимания того, что мне все это нравится. Я настолько соскучилась по нему, что готова все стерпеть, лишь бы он касался меня. Все это выглядит унизительно от того, что мне даже не противно, что он делает это со мной после других женщин. Одной рукой он держит меня за волосы, а другой вжимает в себя, впивая пальцы в ребра. Его глаза горят, в них пугающая темнота и обжигающая, ненормальная, животная страсть. Мне страшно и одновременно хочется узнать всю его темную сторону, о которой он мне говорил.
— Смотри на себя, солнце. Ты заслуживаешь наказания, — шепчет он мне на ухо, поворачивая мою голову к себе, снова впивается в губы, проталкивая язык, вынуждая меня открыть рот и отвечать ему. Он вертит мной словно безвольной марионеткой, вновь поворачивая за волосы к зеркалу.
— Вот то что мне нравится, Полина,
— А ты течешь, моя девочка, тебе нравится, хоть ты и плачешь. Плачь, моя хорошая, это возбуждает еще больше, — выворачивает мою голову к себе и слизывает слезинку с моей щеки, продолжая массировать и сжимать клитор. Я настолько слабая перед ним, что у меня подкашиваются ноги, но он хватает меня за талию и опять вжимает меня щекой в зеркало, по которому размазываются мои слезы вместе с косметикой. Грудь прикасается к холодной поверхности стекла, и я содрогаюсь от контраста холода и его горячего тела. Мне холодно и жарко одновременно. Между ног разливается жар, меня трясет от возбуждения, и кружится голова. Я словно теряю себя, позволяя ему вертеть мной и рвать на куски. Вадим фиксирует мои бедра и резким толчком входит в меня до упора.
— Аааа, — не сдерживаюсь, кричу в голос от столь грубого вторжения. Оказывается, страх с примесью дикого возбуждения делает из меня голодную, скулящую самку. Он не останавливается, как раньше, не позволяет мне привыкнуть к своему размеру. Он начинает вдалбливаться в меня, словно умалишенный, вжимая за волосы в зеркало, тяжело дыша в затылок, всасывая и кусая кожу на шее. Мое тело напрягается как струна, меня бьет озноб. Я покрываюсь мелкими капельками пота от того, что возбуждение граничит с болью. Он входит в меня настолько глубоко и сильно, что кажется разорвет меня. А мне хорошо. Это невыносимо, но очень хорошо. Я схожу с ума вместе с ним и стону в голос. Трусь щекой об зеркало и плачу уже от невероятно новых ощущений, о которых даже не подозревала.
Это длится мучительно долго, до полной потери сил и жжения между ног. Он дразнит меня, играет со мной, не позволяя кончить. То отстранят от зеркала, замедляя темп, лаская грудь, играя с возбужденными, истерзанными им сосками, то совсем останавливается глубоко во мне, и целует. Я уже сама со всей силы впиваюсь в его губы, намеренно прокусывая их в кровь, причиняя боль, ощущая вкус его крови. А он рычит, вновь вжимая меня лицом в зеркало, и снова вдалбливается в меня, набирая бешеный темп. А я бесстыдно наслаждаюсь, находясь на грани, через которую он не позволяет мне перешагнуть. Злюсь на него, заводя руки за спину, расцарапываю его бедра ногтями. Кажется, я сошла с ума, мне так хорошо в этой сладкой боли и безумии. Нервы на пределе, все чувства настолько обострены, что я уже вою в голос.
— Хочешь кончить? Проси! Иначе я могу продолжать это всю ночь, — угрожающе рычит он, и обжигает мою попу хлестким ударом. Он останавливается, поглаживает мои бедра и вновь шлепает, ещё и еще, пока все тело не начинает гореть в агонии. Это не больно, это бесстыдно и сладко, до такой степени, что я сама подставляю бедра его ударам.
— Проси. Скажи — Вадим, позволь мне кончить, — хрипло, задыхаясь, шепчет он, находит мой клитор и обводит его по кругу. А я уже не хочу ласки, я хочу грубо, глубже и сильнее. Слезы стекают по щекам, мне не хватает воздуха от этой мучительной пытки и от того, что я действительно собираюсь его просить.