Не отворачивайся

Баркли Линвуд

— Хорас, иди сюда, дорогой, — позвала она.

На стенах было несколько фотографий в рамках. На большинстве запечатлены супруги Ричлер с мальчиком. Фотографии расположили в хронологическом порядке, так что можно было видеть сначала мальчика примерно в три года — и так далее, вплоть до молодого человека лет двадцати. На последней фотографии он был в военной форме.

— Это Брэдли, — сказала Греттен, проследив за моим взглядом.

В нормальной обстановке я бы сказал что-нибудь вроде: какой у вас красивый сын, —

что несомненно было бы правдой, но сейчас я вел себя как контуженый и мне было не до вежливостей.

Хорас Ричлер нехотя приблизился к дивану и сел рядом с женой. Она положила руку на его колено.

— Он погиб. — Хорас указал на фотографию сына, которую я разглядывал.

— В Афганистане, — добавила Греттен. — Подорвался на мине.

— Боже мой, — прошептал я.

— С ним погибли еще двое канадцев, — продолжила Греттен. — Это случилось два года назад. В пригороде Кабула.

— В общем, теперь мы остались одни, — вздохнула Греттен.

— Но тут нет фотографии вашей дочери, — нерешительно проговорил я. Мне очень хотелось увидеть, какой она была. Если это Джан, я бы узнал ее обязательно.

— У нас нет ни одной ее фотографии.

Я молчал, ожидая объяснений.

— Понимаете, прошли годы, но нам по-прежнему очень тяжело вспоминать об этом.

В комнате снова воцарилось молчание. На сей раз его нарушил Хорас, неожиданно выпалив: «Ее убил я», и застыл, низко опустив голову.

— Хорас, не надо, — проговорила Греттен. Она крепко сжала его колено, другую руку положила ему на плечо.

— Это правда, — тихо произнес он. — Уже прошло достаточно лет, так что можно рассказать.

Греттен повернулась ко мне:

— Хорас не виноват. Это был несчастный случай. Ужасный. — Ее лицо сморщилось, она боролась со слезами. — В тот день я потеряла и дочь, и мужа. Он хороший человек. Не слушайте никого, кто скажет иначе. Просто с тех пор он сильно изменился, и это продолжается уже тридцать лет.

— А что случилось? — спросил я.

Греттен хотела объяснить, но Хорас ее опередил:

— Дай расскажу я. Теперь, когда потерян и сын, уже ничто не имеет значения. — Он напрягся, будто собирался с силами. — Это произошло в сентябре восьмидесятого. Я пришел с работы, поужинал — все как обычно. Джан играла во дворе со своей подружкой Конни.

— Они тогда о чем-то заспорили, — вмешалась Греттен. — Я наблюдала за ними в окно.

— В тот вечер я собирался поехать поиграть с приятелями в боулинг. Я тогда сильно этим увлекался. Игра была назначена на шесть, а в конце ужина часы показывали десять минут седьмого. Я опаздывал — вот в чем все дело. Побежал к машине, запрыгнул на сиденье и быстро сдал назад, чтобы выехать на дорожку. Слишком быстро.

Я почувствовал, как у меня защемило под ложечкой.

— Он не виноват, — прошептала Греттен. — Джан… толкнула эта девочка, Конни, и…

— Если бы я

не торопился, все было бы нормально. Так что нечего сваливать вину на девочку.

— Но когда они заспорили, — не унималась Греттен, — Джан стояла как раз на дорожке, и Конни ее толкнула в тот момент, когда Хорас начал сдавать назад машину.

У меня перехватило дыхание.

— Я сразу почувствовал что-то неладное, — сказал Хорас. — Резко затормозил, вышел, но…

Он замолчал, сжав кулаки, но это не помогло сдержать слезы, которые потекли по щекам.

— Конни закричала, — продолжила Греттен. — Она не видела автомобиля, когда толкала Джан. Да и что возьмешь с ребенка? Дети не способны предвидеть последствия своих действий.

— Разве она сидела за рулем? — вмешался Хорас. — Машину вел я, и мне следовало смотреть внимательнее, куда еду. Мне надо было все предвидеть. А я этого не сделал. Потому что очень торопился на чертов боулинг. — Он покачал головой. — А потом, когда полиция расследовала происшествие, ко мне претензий не возникло. Мол, я не виноват, это несчастный случай, такое иногда бывает. Жаль, что меня тогда не казнили, — избавили бы от мучений.

— Хорас пытался покончить с собой, — проговорила Греттен. — Два раза.

Он отвернулся, смущенный откровением жены.

— В тот день разрушилась жизнь и той девочки, которая толкнула Джан, — добавила Греттен. — Ее тоже нужно было бы пожалеть. И ее родителей. Но у меня на это не было сил. Они правильно сделали, что вскоре уехали отсюда. Наверное, и нам следовало поступить так же.

— С тех пор, садясь в машину, я всегда вспоминаю об этом, — задумчиво произнес Хорас. — За все годы не было ни одного случая, чтобы я забыл.

Это была самая печальная история, какую мне только приходилось слышать. Я был совершенно сбит с толку: ведь речь шла о моей жене Джан, если верить свидетельству о рождении, — но Джан, дочь Хораса, умерла свыше тридцати лет назад, а моя Джан жива. Она носила имя погибшего ребенка Хораса и Греттен Ричлер. Имела ее свидетельство о рождении. Разумеется, это не мог быть один и тот же человек.

— Мистер Харвуд, — прервала мои размышления Греттен, — вам нехорошо?

— Извините, просто я…

— Вы плохо выглядите. У вас синяки под глазами, вам надо поспать.

— Я не знаю, как это все понимать.

— Да, — кивнул Хорас, — нам тоже непонятно.

Я попытался успокоиться.

— Вы не могли бы показать мне фотографию Джан?

Греттен с мужем переглянулись, затем она встала и подошла к старому бюро с выдвижной крышкой. Села, открыла дверцу и стала в нем копаться. Видимо, Греттен иногда доставала эту фотографию, потому что поиски много времени у нее не заняли. Ясно, почему они ее прятали: смотреть каждый день на фотографию погибшей по его вине дочери было бы для Хораса невыносимой пыткой.