Не плачь, моя белая птица

Бугровская Арина

– Боялся? – насмешливо поглядел на собеседника гость.

Афанасий Петрович хотел промолчать, но потом не выдержал:

– Если бы боялся, уехал бы с этих мест. Не боялся, но и лезть туда нечего без надобности.

– Ладно, не ерепенься. Найдём?

– Найдём. Да и карта, что мы тогда составили, цела.

Афанасий Петрович вышел на некоторое время из комнаты, вернулся

с пожелтевшей бумагой в руке. Клим Васильевич вытащил из кармана свою. Обменялись. Посмотрели написанное и начертанное десять лет назад. Вроде одно и то же изображено, а всё не одинаковое. Каждый из них немного под другим углом увидел тогда место. Но всё равно понятно.

– Мне оно без особой надобности. Так даже спокойней. А вдруг кто узнает? Мало ли кому на глаза цацки попадутся.

– Боишься всё же. Ну, тебе без надобности, а мне есть нужда. Могу себе всё забрать, чтобы тебе спокойней было.

– Не-е, так тоже не пойдёт.

– Десять лет прошло. Можно уже и рискнуть. А на случай, если кто и узнает какую цацку… мало ли где и у кого они за это время могли побывать. Купили на рынке в Неаполе! А ты, к примеру, докажи, что это не так.

– Ты в Неаполе. А я где? По заграницам не ездивши.

– Вот я и говорю, мне всё отдай, тебе спокойней будет, – опять насмешливо блеснул гость глазами.

– Ладно, там видно будет…

– Когда поедем?

– Завтра тогда в гости к Глафире Никитичне. Заведём разговор об охоте. Она, как водится, пригласит к себе.

– Поохотиться?

– Ну да. У неё знатные угодья, дичи много. Вот мы и воспользуемся. Может, послезавтра. Никто и не заподозрит, коль увидит нас с ружьями.

– А лопаты?

– Короткие. Обрежем черенки, да в мешок.

– Ну, Кулёша, не изменился за это время, изворачиваться и хитрить с детства умел и теперь не разучился.

Афанасию Петровичу комплимент, кажется, пришёлся не совсем по душе, да и старое прозвище покоробило, но он промолчал.

– Как она?

– Глафира? – Афанасий Никитич задумался, потом махнул пренебрежительно рукой, – постарела.

– Но ты знакомство с ней поддерживаешь?

– А как же? Все эти годы знаемся. Даже жениться на ней

одно время думал.

– Что же помешало?

– А то ты сам не догадываешься.

Гость усмехнулся.

– Страшно? С детства такой был, таким и остался. Напакостишь – и в кусты.

Афанасий Петрович засопел чуть обижено. Рядом со старшим братом словно и не было стольких лет взрослой и успешной самостоятельной жизни, а вернулись детские годы и прежние обиды.

– Ладно, не дуйся. Пошутил я.

Клим Васильевич прошёлся по комнате, рассматривая безделушки, посмотрел в окно.

– А ты, я вижу, неплохо развернулся.

– Что есть, то есть, – у Афанасия Петровича настроение вмиг поднялось. Захотелось похвастаться. Секунду колебался, потом рассказал коротко о своих успехах.

– Да, высоко поднялся младший сын крепостного егеря Николки Воробья. Хвалю. Знал бы отец…

– И мать. Мне мать больше жалко. Ей бы пожить за сладким столом да на мягких диванах. Но не привелось… Ну, а ты как? – Афанасий Петрович с интересом взглянул на немного сутулую худощавую фигуру старшего брата.

– Едва не женился. Промотался. Так что, сам понимаешь, больше тянуть не буду. Может, ещё к Глафире присмотрюсь. Она женщина состоятельная, одинокая. А? Что скажешь?

Афанасий Петрович промолчал.

Глава 39

Вечером Дуняша хозяйничала во дворе. Дела привычные: покормить – напоить скотину, почисть в сараях, подоить корову. Непривычно только без сестрицы.

Ванятка помогал. Но и вдвоём управлялись до позднего вечера. Пришлось в сенях для света уличную дверь раскрыть нараспашку, когда процеживала парное молоко. А то уже и не видать толком ничего.

С кувшином в руках вошла в избу. Горница неярко освещалась лучинами. Все уже собрались. Кроме Ерины. Дуняша никак не могла привыкнуть к той пустоте, которая теперь всюду. И которой раньше не было. Она и не знала о её существовании. И эта пустота такая тоскливая, что ощущая её, Дуняша часто вздыхала. И эта пустота – то место, в котором до недавнего времени была Ерина.

Конец ознакомительного фрагмента.