Не погаси огонь...

Понизовский Владимир Миронович

– Кто этот товарищ?

– Приходил по паролю. Уже уехал назад.

Все это показалось Пятнице странным. Интересоваться, какое задание в Париж получил Матвей, не полагалось. «Может быть, все и так… Семен со дня на день должен возвращаться. Спрошу у него. А то, что Матвей уезжает с границы, оно и к лучшему…»

В последнее время Пятнице что-то определенно не нравилось, раздражало в этом человеке. Поэтому он приглядывался к помощнику особенно придирчиво. Да, аккуратен. Несловоохотлив. Но иногда полузакрытые серые с металлическим отливом глаза бросали поверх очков настороженный взгляд, выдававший затаенную напряженность. С чего бы? Ощущение опасности работы на границе?..

Обрюзгшие щеки. Прямые, сальные, бесцветные, как деревенская пряжа, волосы; монотонный голос; мягкая походка, шаркающие шаги… И вдруг снова – острый, даже злобный взгляд из-под морщинистых полуприкрытых век… Пятница не любил двусмысленности в поведении и облике людей, с которыми ему доводилось работать. Но одернул себя: «Чего я придираюсь, будто в невесты выбираю?.. Да, Матвей за эти последние месяцы устал. Может, и боится… Щеки обвисли? Не юноша. А что до голоса и походки – это от бога… Но все же пусть лучше отправляется отсюда в Париж…»

Через несколько дней поступило уведомление от «Турка»: на явку пришли четверо, с паролем. Пятница стал ждать делегатов. Минул день-другой, а их все не было. Неужто угодили в «баню»? Шуцманы могут продержать и неделю. Бывали случаи, когда задержанных насильно отправляли в портовые города, а там заставляли покупать билеты в Англию и даже в Америку: жандармы были в сговоре с маклерами пароходных компаний и получали свои проценты от сделки с продажей билетов. А могли выдворить и назад, в лапы российских охранников.

Пятница уже не мог усидеть в квартире, решил встречать все поезда, прибывающие из Берлина.

Наконец увидел: из вагона вышли четверо мужчин. В них с первого же взгляда можно было узнать россиян: меховые потертые ушанки, каких в Германии не видывали, на ногах – сапоги с галошами. Идут гурьбой. Свои!.. Он направился следом. Приезжие обратили внимание на «хвост». Он же понял: не могут сориентироваться. Подошел:

– Вы ищете Цейцерштрассе?

– Ничего не ищем!

И двинулись дальше, разглядывая таблички на углах. Пятница не отставал. Они остановились, начали довольно громко переговариваться:

– …А я говорю: шпик!

– Откуда же он знает нужный нам адрес?

– Может, это тот, кто должен был встретить нас позавчера?

– Погодите, зараз разберемся! – Один направился к Пятнице.

– Эх, вы, конспираторы! – с досадой сказал он. – Просто удивляюсь, как вас не сцапали по дороге!

Действительно, все четверо оказались делегатами. Пятница проводил их на квартиру, дал деньги, назвал адрес следующей явки – и тут же отправил телеграмму в Париж, на улицу Мари-Роз.

Тем временем снова пришло письмо от «Турка». Контрабандист сообщил, что организовал переход границы еще двоим. И добавил несколько строк, вызвавших у Пятницы тревогу: к «Турку» заявился местный жандарм – он уже давно был «на жалованье», подкармливался контрабандистом, – и сказал, что ему поручили наблюдать за меблированными комнатами Келлермана, разузнавать о всех вновь приезжающих. Откуда в охранке могли узнать о доме на Московской – первой явке в той цепочке, которая вела в Лейпциг?.. У Келлермана останавливались приезжавшие в Сувалки мелкие купцы и приказчики, зажиточные крестьяне и всякий прочий люд. О меблированных комнатах было известно лишь Пятнице да предложившему этот адрес Матвею. Надо немедленно отказаться от этой явки.

И снова он вернулся мыслями к помощнику, уехавшему в Париж. Стал припоминать, как и когда тот появился здесь. Полтора года назад Пятница получил письмо. Некий Матвей уведомлял, что выезжает в Лейпциг по требованию одного из членов Русского бюро ЦК для помощи в работе. Письмо это не понравилось – хоть и «химическое»,

но без шифра, да еще указаны дата приезда и приметы приезжающего. Пятница связался с Парижем, высказал свои сомнения тогдашнему заведующему «техникой» Заграничного бюро Центрального Комитета. Тот ответил: Матвей поступил так по неопытности, но человек он проверенный и к транспорту привлечь его надо. Уже при встрече Пятница узнал, что новый его помощник – в прошлом учитель, а ныне профессиональный революционер, был арестован, бежал из тобольской ссылки, работал в подполье в Питере и Москве. По всему выходило, что положиться на него можно.

В ту пору их группа была занята в основном пересылкой нелегальной литературы. Пакеты и тюки поступали в конечный пункт на границе. Затем контрабандисты переносили их, а дальше, из Двинска, в разные города империи литературу отправлял, разложив по конвертам, посылками и в бандеролях, Матвей. Пятница был доволен своим помощником. Но вот теперь… Непозволительный для конспиратора вопрос: «Где будет конференция?» И необычное распоряжение Семена, от которого почему-то ни слуху ни духу. И провал явки у Келлермана… Не многовато ли? Да еще Надежда Константиновна передала: транспорт с литературой для Москвы не прибыл по назначению. А отправлял его Матвей… И та, летняя, история с провалом Алексея и «засветкой» адресов… Надо снова все перепроверить. И немедленно предупредить Надежду Константиновну.

Он послал телеграмму в Париж, на Мари-Роз: «Советую отстранить Матвея от прямой работы».

Михась уже тоже принял и проводил через границу, в Австро-Венгрию, нескольких русских, сдал их молодому бородачу, подручному пана Юзефа. Но только нескольких. Шла к концу неделя, а больше никого не было. Не густ навар. В былые времена Михась получал от Юзефа по четыре червонца в неделю, тут же за целый месяц выходило едва полета, а нужно отделить и стражникам, и соседям, чтобы не распускали язык… Маловато.

Но вот вечером, по зимнему времени было уже совсем темно, в дверь избы постучали:

– Э-эй, Михась, открывай!

Крестьянин поглядел в оконце. Лучина горела только в горнице. В сенях – хоть глаз выколи. Стекло заиндевело. Он поскреб ногтем «глазок». И хотя луна была за тучами, различил одинокую фигуру.

– Цо пан хце?

– Да отвори ты, совсем замерз!

Бояться ему было нечего: один на один управится с любым. Все же прихватил от печи колун, вышел в сени, отодвинул засов.

Мужчина старательно оббил в сенях снег с сапог, в горнице снял рукавицы, стянул с головы меховую шапку, стал греть замерзшие руки о стенку печи. Михась ждал. Незнакомец сам должен сказать о цели своего прихода. Если он один из тех, Юзефовых, – пусть назовет пароль. В зыбком свете лучины начал рассматривать пришельца. Широк в плечах. Круглое, давно не бритое лицо. Глаз не различить. Обычно Михась распознавал людей по глазам. Многолетний опыт контрабандиста приучил его к волчьей осторожности.

– Слышь, старый, мне надо туда, – мужчина мотнул головой в сторону окошка. – За кордон.

Крестьянин молчал.

– К этому веди… Ну, к нашему, к товарищу.

«Дивне… До якего „товажища“?..» – Михась подождал условленной фразы. Развел руками:

– До кого?.. Не разумем. То не до мне.

– Не крути! – добродушно и просительно сказал мужчина. – Пойми, дружок, забыл: все время в голове держал, так и жужжало-вертел ось, и вдруг разом – как выдуло. Со страху. Впервой я…

«Кто може ведеть?.. Може, и выдуло… Тут не то что выдует, по первому разу бывает: и портки меняй…» И все же что-то, еще неуловимое, не понравилось ему в повадке этого человека.