Не погаси огонь...
Шрифт:
Болезнь?.. Русанов в какой уже раз листал многочисленные тома дела Тер-Петросяна. Больше двух десятков томов! Какой из злоумышленников может похвастаться подобным вниманием к своей персоне? Исследован буквально каждый его шаг, каждая черта характера. По показаниям свидетелей подсудимый – человек неукротимой воли и немалой физической силы, действовавший во всех самых рискованных ситуациях изобретательно, находчиво и, что особенно важно, остроумно. Хотя бы тот эпизод, когда Тер-Петросян, переодетый в мундир офицера, уже захватив мешки с деньгами, несся в фаэтоне с площади и встретился носом к носу с тифлисским полицмейстером. «Деньги спасены, полковник, спешите на площадь!» – крикнул он. Полковник
Не приобщенные к «делу», не подлежащие оглашению даже в военном суде донесения филеров и осведомителей дополняли представление о Тер-Петросяне: энергичен, изворотлив, с развитой чувствительностью, трудно подчиняющийся дисциплине – этакий кавказский орел!
Следователь разглядывал фотографии. Целый альбом: любительские карточки, агентурные, на картоне с золотым обрезом из дорогих ателье… Вот он в лихо заломленной серой мерлушковой папахе, в черкеске с газырями. Тонкая талия перехвачена ремешком с серебряным набором, мягкие шевровые сапоги. Рука на кинжале. Беспечный грузинский князь – да и только. И тут же, на другой фотографии, – торчащие вихры, куртка нараспашку: студент-белоподкладочник. А вот – котелок надвинут на самые брови, бритый подбородок, прорезанный волевой складкой. Целлулоидовый высокий воротник на запонках, аккуратный галстук – коммерсант?.. Расстегнутая до пупа рубаха, необъемные шаровары, корзина с фруктами на голове, нагловато-веселая ухмылка – кинто, мелкий торговец-балагур с тифлисского рынка… Незаурядный дар перевоплощения. Большой запас душевных сил.
На арестантских же снимках – фас и в профиль – совершенно другой человек. Нет, идентификация была полной: абрис круглого, с правильными крупными чертами лица, с высоким прямым лбом и глубоко сидящими под дугами густых бровей глазами. Большой нос, немного оттопыренные уши, бельмо на правом глазу… Все так. Однако взгляд безжизнен, губы безвольны, щеки одутловаты, плечи опущены… На допросах – ни одного проблеска мысли… Действительно произошел срыв?..
Русанов в который раз читал записи, сделанные врачами в его истории болезни: «…Испытуемый весь день бродит по камере, напевает, насвистывает, занят набивкой гильз для папирос, ничем решительно не интересуется; между прочим, обратился с просьбой к ординатору дать ему какую-либо книгу, где трактуется о войне: несмотря на то что книга дана, он ее не читает». «С вечера долго не засыпает, бормочет, беспокойно ворочается с боку на бок, заявляет неудовольствие, что у него отобрали щегла Петьку, просит вернуть его, чтобы переговорить с ним по очень важному делу…» «Испытуемый в приподнятом настроении, подвижен, поет, свистит, заявляет, что он громко поет и этим пением зовет своих птиц, которых он очень любит и которые его хорошо понимают. Книг и газет вовсе не читает и вообще ничем не интересуется…» «Настроение угнетенное, вид подавленный, но временами впадает в слезливое состояние, охает, вздыхает. Часто заводит речь о смерти. Отказался от пищи». «Мне нужно умереть голодной смертью». «Мои дружины истреблены теми негодяями, которые меня здесь держат. Не стоит больше жить, я должен был прожить более ста лет, но теперь готов умереть…» Врачи-психиатры подтверждают: все это в мельчайших деталях соответствует поведению душевнобольного. Глубокий истерический психоз, в котором человек не может руководить своими поступками.
– Предлагаю провести еще несколько опытов, – настоял Русанов.
Опыты перешли грань медицинских обследований и больше походили на пытки средневековья, однако с использованием новейших достижений науки. Тер-Петросяну вводили под кожу электродную иглу, по которой пропускали ток, вызывавший электрический
Согласиться?.. А его, следователя, опыт? И требование прокурора?..
Из Осведомительного бюро переслали, по принадлежности, вырезки из заграничных газет. Во французской «Юманите» и немецкой «Берлинер тагеблат» были опубликованы протоколы последних обследований Тер-Петросяна с применением ожогов и электроигл. «Кажется немыслимым, что военный суд продолжит процесс против человека, которого судебные врачи лучшей германской лечебницы признали душевнобольным», – писала «Берлинер тагеблат». Как протоколы попали за границу? Почему снова шум в прессе, сочувствующей российским революционерам? Тут дело не просто. Надо спешить с развязкой.
И день судебного заседания был назначен.
Тер-Петросяна ввели в зал. На помосте – стол под синим сукном. В центре – председательское кресло с высокой деревянной спинкой, увенчанной двуглавым орлом. На стене за креслом – портрет Николая II в полный рост.
День был жаркий. Солнце не проникало под саженной толщины оконные своды, но до краев наполнило помещение влажной духотой. Генерал, страдая от одышки, развернутым сырым платком отирал пот. Офицеры – временные члены суда – держались молодцом, прямили плечи, поблескивающие золотом.
С подсудимого перед отправкой из больницы сняли засаленный халат, переодели в шерстяной костюм, серый в полоску, в нем он был арестован без малого четыре года назад в Берлине: тогда модный, с накладными карманами. В тюремных цейхгаузах он измялся и провонял. Теперь он обвис на плечах арестанта нелепым балахоном. Кандалы не сняли. Цепь между ног свисала с пояса к стальным обручам на щиколотках. Лицо Тер-Петросяна обросло клочковатой бородой. Он стоял, поджимая пальцы в рукава, будто ему было холодно.
Председательствующий приступил к формальному опросу:
– Сесен-Семен Аршаков Тер-Петросян… Потомственный почетный гражданин города Гори, Тифлисской губернии, рождения тысяча восемьсот восемьдесят второго года в городе Гори, вероисповедания армяно-григорианского. Так?
Подсудимый блуждающим взором скользил по стенам. На скамьях – ни единого человека. За столами – весь судейский синклит. Пусто лишь кресло адвоката.
Генерал, не дождавшись ответа, бросил секретарю:
– Пишите. – И продолжил: – Отец Аршак Нерсесов, мать Марья Айвазова, сестры Джавоир, Сандухт, Арусяк, Люсия… Так?
Арестант зябко поежился.
– Так, я спрашиваю? – вскипел председатель, припластывая платок к затылку.
– Красивый твой голос, батоно, – кивнул Тер-Петросян. – Ты дьячок, я слышал тебя в Сиони, да?
– Что-о? – взревел председательствующий.
– Я знаю тебя, батоно, тебя в прошлую субботу били на рынке в Надзаладеви, я тебя защитил, помнишь?
Генерал открыл от изумления рот. Штаб-офицеры затаив дыхание смотрели на него.
Тер-Петросян, как фокусник из цирка-шапито, извлек из рукава однолапую птицу:
– Лети, Петька, а то на тебя тоже наденут кандалы!
Отпустил щегла и весело рассмеялся, провожая его
взглядом. Птица сделала круг под потолком, над судейским столом – и снова доверчиво подлетела к арестанту, села ему на плечо.
– Убр-рать мер-рзавца! – Генерал пришел в себя, лицо его было багровым, воротник душил. – Сумасшедших я еще никогда не судил!
Штаб-офицеры пригнули головы под раскатами его гнева, будто над ними пролетали снаряды.
– Убр-рать идиота и отобрать птицу!..