Не повторяй ошибок
Шрифт:
— Согласен на сто процентов.
Сет выскочил в холл, зажав под мышкой спиритическую доску. Он выбрал для опасной игрушки место на самой верхней полке в кладовой и закидал ее всякой ерундой, так чтобы даже краешек доски не высовывался и не мог соблазнить кого-либо вытянуть игрушку из-под наваленной груды. Покинув кладовую, он стал крутить дверную ручку, в надежде защелкнуть замок, и тут он услышал опять…
Опять этот шепот.
Сет прижался к двери ухом. Он различил голос или голоса, что-то быстро шепчущие, и в этом невнятном шепоте присутствовал определенный
Он бы никогда не поверил, что от страха волосы могут встать дыбом на голове, как пишут в книжках про всякие ужасы.
Сет несколько секунд пребывал в параличе, потом смог пошевелить рукой, повернуть ручку в обратном направлении и приоткрыть дверь. Молчание, тишина…
Что за чудеса происходят в кладовой детских игрушек, куда каким-то образом попала игрушечная спиритическая доска? Он выждал некоторое время, насколько хватило ему терпения, и рывком распахнул дверь настежь.
В комнатушке с полками, забитыми игрушками, никто не шептался, никто не шевелился. Безжалостно яркий свет лампочки под потолком высвечивал ее всю — никаких потаенных углов. Здесь было тихо, даже завывание ветра снаружи сюда не доносилось.
— Ты, дружище, уже почти свихнулся, — обратился Сет к самому себе.
И все же обратный путь к ожидающей его Бонни он проделал почти бегом.
Глава 18
— Нет, — сказал Бишоп. — Не надо… я не хочу.
Но его заставили насильно, против его желания просматривать повторно этот фильм, фильм, запечатленный не на реальной пленке, а в подсознании Миранды, — калейдоскоп кадров, передаваемый ему по телепатическому каналу и сопровождаемый не шумами и не голосом комментатора, а беззвучными, но раздирающими душу взрывами ее эмоций. Миранда демонстрировала ему то, что ей пришлось пережить за последние месяцы.
Он видел мертвые тела — как их обнаружили и где, одно за другим. Он вместе с Мирандой поначалу задавался вопросом, кто этот мертвец, и чего недостает в той или иной жуткой находке, и как это укладывается в головоломку, мучительно неразрешимую?
Он теперь догадывался, как до него догадалась Миранда, что должно быть пять жертв, причем пятая — отличная от четырех прежних, но только после пятого убийства они с Мирандой сольются воедино и как любовники, и как психически неразделимое могущественное существо, как когда-то уже было, давным-давно, прежде, в прошлом, упущенном и забытом. Но второй вариант страшного фильма имел другую концовку, где будущее предстало воочию, таким, как его предсказывала Миранда.
Сначала что-то смутное, зыбкое… потом Бонни.
Бонни в опасности, и рука… рука с пистолетом, направленная на Миранду. А когда Миранда потянулась в ответ за своим оружием, раздался выстрел, затем болезненный стон, звуки предсмертной агонии какого-то существа, и наконец смерть, молчание.
После просмотра всей этой дважды прокрученной в сознании киноленты Бишоп сделал определенный, четкий вывод. Он обязан спасти и обязательно спасет Бонни. Без его вмешательства она обречена на смерть. Миранда предугадывала
— Нет! — глухо повторил Бишоп. До него с опозданием дошло, что он произносит это как бы во сне, что ею глаза закрыты, а когда веки, налитые тяжестью, с трудом разлепились, он увидел Миранду, мрачно всматривающуюся в его лицо.
Впервые в жизни им овладело яростное желание воздвигнуть стену, подобную крепостной, чтобы уберечь себя от тех видений, которые мучают ее.
— Ты однажды сказал, что позаботишься о Бонни, если что-то случится со мной, — сказала Миранда без всякого выражения. — Я полагаюсь на тебя.
Все это, как неоднократно прежде, происходило неосознанно. Его руки сомкнулись в кольцо вокруг ее вздрагивающего тела. Он все теснее сжимал Миранду в объятиях, ощущая близкую опасность потерять ее.
— С тобой ничего не случится. Ты не умрешь. Тебе ничто не грозит, Миранда. Ты будешь жить долго-долго.
Она словно бы не слышала его увещеваний.
— Бонни слишком молода, чтобы оставаться одной на свете. Ей нужна опора. Пообещай мне, Бишоп, что ты поддержишь ее, если…
— Клянусь, — заявил Бишоп. — Но почему тебе взбрело в голову, что мерзавец собирается прикончить тебя, Миранда? Если это всплески твоего мнимого дара пророчества, то лучше оставь их при себе.
Он приблизил свои губы к ее губам, стараясь через поцелуй передать ей свое тепло, но ему навстречу пахнуло потусторонним холодом. Однако это, как ни странно, возбудило в нем плотское желание обладать ею немедленно, здесь же, сейчас. Так бывало и раньше, в дни их первых любовных свиданий, когда все только начиналось и видение трагического будущего напрочь отметалось ими обоими.
Он с трудом сдерживал себя.
— О, Бишоп, Бишоп… — шептала она с укоризной и печалью, вызванной, может быть, тем, что не в силах была ответить ему таким же страстным порывом.
— Я тебя об одном прошу — перестань называть меня Бишопом.
— Я всегда звала тебя так.
— Я знаю.
— Когда мы встретились впервые, ты сказал, что все зовут тебя Бишопом, по фамилии, и ни одна живая душа на свете со школьных времен не обращалась к тебе по имени — Ной.
Он попытался придать голосу беспечность:
— Возможно, я так поставил себя в кругу друзей и коллег и сделал это нарочно. Бишоп — епископ. Такая фамилия как-то возвышает ее обладателя над другими, укрепляет авторитет.
— И отдаляет от других. Позволяет держать других на расстоянии, даже влюбленных в тебя женщин. Ведь я права?
— Вспомни, какую цену приходится платить за близость. Если бы я не имел дара ясновидения…
— У меня тот же дар. И про высокую цену я узнала на собственном опыте. Но тем не менее…
— Что, Миранда? — мгновенно откликнулся Бишоп, предугадывая вывод, который она сделала и собиралась произнести вслух.
— Как бы нам ни было мучительно соединяться мыслями и желаниями и противостоять им до какого-то срока, я предлагаю открыться, отказаться от блокировки…