Не повторяй ошибок
Шрифт:
— Мне, честно говоря, не по душе все эти разговоры о привидениях или о чтении чужих мыслей. Помнишь, я еще давно тебе признался, что меня воспитали реалистически мыслящим человеком, и когда ты заводишь речь о чем-то сверхъестественном, то как бы отталкиваешь меня от себя.
— Прости, я не хотела бы, но оно есть. И сверхъестественным оно кажется только тебе, но не мне. Я с этим живу-к несчастью своему, наверное, но что поделать? Мне жаль, что между нами возникла стена.
Губы Бонни скривились Сету показалось, что девушка
— Нет никакой стены. И строить ее я никому не позволю, никакой силе, — уточнил он на всякий случай. — Если ты подобрала игрушки, то вернемся в палату. Девочки нас уже заждались.
Сет загрузил в протянутые руки Бонни ворох какой-то детской пушистой и пластмассовой ерунды, затем, пропустив девушку вперед, постарался плотнее затворить за собой дверь кладовой, не имеющей замка.
Пройдя по коридору несколько шагов, они оба встрепенулись. Там внутри за дверью раздался какой-то непонятный звук.
Сет возвратился, заглянул в кладовую, обшарил полки взглядом.
— Какая-то игрушка свалилась. Мы тут все перевернули, поозорничали и смылись, — произнес он с деланым смешком.
— Что упало? Доска с планшеткой? — Бонни нахмурилась.
— Ну да. — Сет зашвырнул доску еще подальше за кучу зайчиков и лисичек.
Бонни стало многое ясно, но она не решилась сказать об этом Сету. Она лишь постаралась сосредоточиться и облачиться как можно скорее в защитные доспехи. Однако почему-то ей было трудно это сделать, словно кто-то не менее сильный, чем она, препятствовал ей.
Слова, произносимые или передаваемые мысленно Мирандой, вонзались в сознание Бишопа глубоко, вплоть до кости, как наносит раны телу своей жертвы ножом маньяк-убийца. Боли физической Бишоп не ощущал, но страдал невыносимо. В основном из-за того, что он не мог разгадать до конца, почему его подвергают такой пытке.
— Это месть, Миранда?
— Называй это как хочешь.
— Но по натуре ты не мстительна.
— Не полагайся на свои прежние выводы.
— Они верны. Я составил твой психологический портрет и неоднократно ею проверял.
— Ты не имел права…
— О каких правах идет речь? У нас, как некоторые считают, «избранников судьбы», одинаковые права, вернее, их отсутствие. Мы как мухи, затянутые в одну паутину. Позволь рассказать тебе то, что я думаю о некоторой персоне, когда-го нареченной при рождении Мирандой Элайн Долтри. Ты, по моему мнению, очень прямолинейная особа, что для женщины редкость. Ты высказываешь в большинстве случаев именно то, что думаешь, а когда есть выбор, избираешь наиболее короткий и прямой путь к решению проблемы, даже если он не самый простой. Ты не откладываешь неприятное дело до лучших времен, а предпочитаешь разобраться в нем сразу, перескочить через препятствие, оставить его у себя за спиной, не поняв даже его сути.
— Почему ты считаешь, что мне неприятно мстить? — произнесла Миранда с вызовом. — Общеизвестно, что
— Только для тех, кто жесток по натуре, — уточнил Бишоп. — А в тебе нет ни капли жестокости. И если ты насильно вынуждаешь себя поступать жестоко, твой разум, да и весь твой организм до последней клеточки протестует. Ты хранила в себе ненависть очень долго, помня о том, как я обошелся с тобой восемь лет назад, но ненависть твоя выпала в безвредный осадок ровно через десять минут после нашей новой встречи.
— Может быть, она обратилась на преступника, которого мы совместно ловим?
На ее словесные выпады Бишоп не торопился отвечать. Он имел дело с уникальной личностью и пытался найти точные слова, чтобы объяснить Миранде, насколько она неординарна по складу ума и по характеру.
— Может быть, хотя вряд ли. Ты не способна ненавидеть даже маньяка. Тобой движет лишь одно желание — вырваться из порочного, жуткого кольца и начать жизнь с чистого листа вместе с Бонни.
Она молчала, но, заметив, как искорка сверкнула и погасла в ее взгляде, Бишоп понял, что попал в самое больное место.
— Ты не в силах причинить кому-либо страдание, как бы тебе этого ни хотелось. Ведь так? Это великое твое достоинство… и великая твоя слабость.
Миранда печально кивнула.
— Я часто попадала в ловушки, но ускользала, а сейчас я в прочных сетях. Оставаться там или резать их — мне трудно найти решение.
— Тогда взвали решение на мои плечи, — предложил Бишоп. — В твоем мире все зыбко, кроме одного. О чем я, ты знаешь, но боишься признать это. Как бы ты ни желала отомстить мне, как бы ни отгораживалась от меня, ни забрасывала меня мысленно камнями и грязью, ты все равно по-прежнему влюблена в меня.
Тони смотрел на выползающую из факса ленту и говорил в трубку:
— Ну, ребята, вы просто молодцы. Побили все рекорды!
Шарон Эдвардс отозвалась сухо:
— Вскрытие трупа — не то занятие, чтобы его смаковать.
— Догадываюсь. И также уверен в том, что ты склонна переждать в морге очередную атаку пурги. Ведь там есть кто-то живой, чтобы составить тебе компанию.
— Есть места и похуже, где можно отсиживаться в непогоду.
— Ну да — в берлоге или в могиле. Я уже соскучился по моей односпальной кроватке в гостинице.
— Какая разница, если ты все равно спишь один? — резонно заметила Шарон. — Или тебе требуется пространство для воображаемой партнерши?
— Отчасти да.
— Миранда хотела получить наш рапорт срочно. Отыщи ее.
— Искать не придется, она здесь. Но, может, лучше ее не тревожить, если ничего сногсшибательного не обнаружено? — спросил Тони.
— Не тебе судить, а ей. Я обязана доложить. Она что, очень занята?
— Она закрылась в кабинете с Бишопом. Все защитные доспехи убраны. Передатчики и приемники работают на полную мощность.