Не повышай на меня голос, птичка
Шрифт:
— Ты совсем больной?
Боже мой, заткнись идиотка.
Марат дерзко растягивает губы, качая головой, и наконец простреливает меня бездушным взглядом.
Вот так просто пробуждает во мне первобытный страх.
Но прежде чем он делает шаг, я успеваю схватить со стола нож.
— Оставь меня! — крепче сжимаю рукоять.
Злорадный смех. Чудовищный. Прямо мне в лицо. Отчего внутри все леденеет, цепенеет, сковывает ужасом.
— Не подходи… — голос звучит пискляво словно и не мой вовсе.
— Давай. Сделай это, Тата. — Еще один шаг и я в плену
Склоняется и втягивает в себя мой запах. Жадно, как дорожку кокса. Заставляя сердце биться чаще. А потом носом проводит по губам, сминая мои бедра с такой силой, что искры из глаз сыпятся.
— Марат… — выдыхаю, прикусывая губы. Слабая… Не смогу… Голова уже идет кругом.
— Сделай это сейчас, Тата, пока я даю тебе эту возможность, — Марат ударяется лбом мне в грудь и медленно поворачивает головой из стороны в сторону. Показывает свою уязвимость. А у меня рука не поднимается. Не смогу я убить его. — Он трогал тебя? — сдавленно шепчет монстр.
Молчу.
— Отвечай, — рычит и сильнее вжимает мое тело в себя.
Не буду. Пошел он к черту!
— Хочу, чтобы ты знала, — Хаджиев касается жесткими губами уха, — я убью его из-за тебя.
Слышу, как Паша откашливается, хрипло и слабо, однако он больше не поднимается.
— Какое же ты чудовище! — толкаю Хаджиева в плечи. Убей лучше свою мать!
Секунда и его пальцы уже вокруг моего горла.
— Тата, — с предупреждением.
— Мне плевать, ясно? — выпаливаю со всей ненавистью прямо ему в лицо. — Что еще может со мной случиться хуже чем ты и твоя мать? Ничего! Человек спас мне жизнь! Когда твоя мать вышвырнула меня голой на трассу! Со мной могло случиться что угодно, но я счастлива, что со мной случился Паша! Ясно тебе! Убьешь его и клянусь, что я сделаю тоже самое с собой! Потому что лучше сдохнуть, чем существовать рядом с тобой!
Я совершенно не соображаю что кричу, воздух с трудом проникает в легкие, а потом и вовсе теряю рассудок, прислоняя угол ножа к горлу Марата. Но видимо его это только забавляет. Чертов дьявол!
— Использовать то сможешь, — взглядом указывает на холодное оружие в моих руках, а после ослабляет хватку, высвобождая шею от удушающего плена.
— Смогу! — с трудом сглатываю. — Не сомневайся.
— В тебе сложно усомниться, — мгновение и он оказывается в еще более опасной близости, отчего моя рука дергается и острие ножа уже упирается ему прямо в грудь. Марат с обманчивой нежностью берет мою дрожащую руку и направляет прямо в область сердца. Сердца, которого у него нет. Там пустая яма. Наполненная мертвым морозом. — Ну же, птичка. Я не люблю ждать.
Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Резким ударом он выбивает нож из моей руки и снова хватает за горло, толкая спиной в стену.
Во рту вмиг все пересыхает.
Тяжелая тишина не дает дышать обоим. Пока ее не разбивает до раздражения спокойный голос Хаджиева.
— Надо было убить.
— Ты… ты… чудовище, — с запинкой шепчу я.
— Я никогда этого не скрывал, — опаляет мои губы горячим дыханием, после чего он резко хватает меня под
И последнее, что я замечаю… лежащее тело Павла.
— Марат, так нельзя! — кричу, упираясь одной рукой в стену. — Нужно вызвать скорую!
Только делаю хуже себе.
Грубым рывком Хаджиев вышвыривает меня в подъезд. Отдышаться не успеваю, как чудовище уже вновь рядом.
— Замолчи, Тата!
В ответ я лишь плотно смыкаю челюсть.
Ноги не слушаются, путаются в длинном подоле, но я упорно преодолеваю ступень за ступенью, прежде чем мое тело силой запихивают в салон машины, и единственный путь отступление уничтожает громадная фигура Хаджиева, который без заминки залезает следом.
Хлопок дверью и машина срывается с места.
Только что моя жизнь вновь превратилась в гребаные американские горки.
Шок все еще охватывает каждую мышцу в собственном теле, но я не свожу взгляда с Марата. Просто напросто не могу этого сделать.
Он испускает глубокий вздох и откидывает голову назад, вот только его напряжение скользит во всем. Тяжелое дыхание. Мышцы, выступающие буграми под мокрой рубашкой. Пальцы, с хрустом сжимающиеся в кулаки. И голос, такой низкий и до жути тихий…
— Что мне сделать, чтобы вырвать тебя из под кожи?
Сердцебиение беспощадно учащается.
Убить. Вот, что тебе сделать, подонок ты проклятый!
Марат словно слышит мои мысли, неспешно поворачивает голову и выполняет мою просьбу, только глазами. Уничтожает даже не касаясь. А потом резко протягивает ко мне руку, но я отшатываюсь от него как от огня.
Издав гортанный рык, он со звериным натиском заламывает руки мне за спину, тут же усаживая к себе на колени.
— Ведьма, — утыкается носом мне в щеку. — Что ты со мной делаешь?
Молчу. Злюсь на себя. На него. До боли стискивая зубы.
Как вдруг Марат отстраняется и я едва успеваю схватить последние мгновения кислорода, прежде чем он вновь забирает у меня эту возможность.
— Они мои, — сминает мои губы большим пальцем, — ты поняла?!
Дергаю голову в сторону.
— Зачем они тебе? — огрызаюсь. — Ты ведь даже не целовал их никогда.
— А ты хотела этого?
Впиваюсь в него взглядом.
— Когда-то, — отвечаю честно, без зазрения совести. — Когда ты был еще человеком.
Губы Марата искривляет подобие ухмылки.
— Я никогда им не был, — сжимает крупной ладонью мою шею.
Сглатываю.
— Зачем забрал?
— Я свое никому не отдаю.
— Свое, — фыркаю с презрением. — Я никогда не буду твоей, Хаджиев. Направь лучше свой член под длинную юбку невесты. Мамочку не стоит расстраивать. Она ведь наследников ждет?
— Ревнивая идиотка, — цедит сквозь зубы, но мне уже все равно.
— Я не ревную тебя, Марат, а презираю, ясно?
— Тогда я предоставлю тебе эту возможность в полной мере, — выдыхает мне в губы, резким движением одной руки забираясь под платье, и последнее, что я слышу, это оглушающий треск разорванного белья…