Не позднее полуночи (сборник)
Шрифт:
– К Доновану. Нас ждут.
Но тот стоял на пути.
– Да, сэр. Только мне даны указания… Ваше имя, простите?
– Судья Вульф, – сказал ему Вульф.
– Простите, один момент.
И он скрылся за дверью.
Моментов прошло штук пять, пока он вернулся с кучей вопросов на лице, но не задал их, а повел нас к лифту.
– Этаж двенадцать, квартира Б, – сказал он.
На двенадцатом этаже нам не пришлось разыскивать квартиру Б, потому что дверь в конце площадки была распахнута настежь и на пороге стоял Джимми Донован собственной персоной. В нарукавниках, без галстука, он больше походил на вахтера, нежели на чемпиона
– Так это вы……э? Что это за шутки? Судья Вульф?
– Никаких шуток. – Вульф был учтив, но лаконичен. – Хотелось избежать вульгарного любопытства. Мне нужно было вас видеть.
– Вам нельзя меня видеть. Это в высшей степени некорректно. Вы свидетель обвинения, и, кроме того, на вас выдан ордер. Я обязан доложить.
Он был совершенно прав. Все, что ему полагалось сделать, – это захлопнуть дверь у нас перед носом, пойти к телефону и позвонить в прокуратуру. Единственное мое предположение, почему он не сделал этого, – это то, что он готов был отдать последнюю рубашку и завязаться двойным узлом, лишь бы узнать, что задумал Вульф. Дверь он не захлопнул.
– Я здесь не в качестве свидетеля обвинения, – сказал Вульф, – Не собираюсь обсуждать с вами свои показания. Вы знаете, что ваш клиент, Леонард Эш, приходил ко мне в июле и пытался нанять на работу, но я отказался. Я выяснил кое-какие факты в связи с тем, о чем он меня тогда просил, – ему следует знать их, и я намерен их ему сообщить. Сказать вам больше было бы некорректно, но еще некорректней утаивать их от него. Ведь он обвиняется в преднамеренном убийстве!
Я просто видел, как за глазами Донована шевелятся мозги.
– Это нереально! Вы же, черт возьми, знаете, что его нельзя увидеть.
– Можно, если вы это устроите. Ради этого я и приехал. Вы – его адвокат. Удобней всего завтра рано утром, до заседания суда. Вы, разумеется, если хотите, можете присутствовать, но полагаю, вы решите воздержаться. Двадцати минут общения хватит вполне.
Донован кусал губы:
– Я не могу спросить вас, что именно вы намерены сообщить моему подзащитному?
– Естественно. До завтрашнего утра я не появлюсь на свидетельском месте, где вы имеете право подвергнуть меня перекрестному допросу.
– Нет, не будет этого, – прищурился адвокат. – Я не могу устроить для вас свидание, об этом не может быть и речи. Зря я стал с вами разговаривать. Я выполню свой долг и утром доложу все судье Корбетту. До свидания, джентльмены.
Он попятился назад и закрыл дверь, но не хлопнул ею, что было очень любезно с его стороны. Мы вызвали лифт, спустились, вышли на улицу и вернулись в машину.
– Ты звонишь Солу, – сказал Вульф.
– Да, сэр. Слова о том, что он утром доложит судье, означают, что он не станет звонить в прокуратуру прямо сейчас, – но вдруг передумает? Я бы сначала отъехал на пару кварталов, а потом позвонил.
– Прекрасно. Ты знаешь адрес миссис Эш?
– Да, Семьдесят третья улица.
– Поезжай в том направлении. Мне надо увидеть ее, так что позвони и назначь встречу.
– То есть сейчас.
– Да.
– Плевое дело… Она небось как раз сидит дожидается, не заглянет ли пара чокнутых сыщиков. Мне быть кем – судьей Гудвином?
– Нет, мы – это мы.
Удаляясь от центра по Парк-авеню, потом на восток по Семьдесят четвертой и далее через квартал на запад по Семьдесят третьей, я обдумывал подходы
Сначала я позвонил Солу Пензеру. О Даме червей не было ни слуху ни духу, но ведь она говорила о девяти, а сейчас было только без четверти. Сержант Стеббинс заходил и ушел. Он сказал, что полиция обеспокоена исчезновением Ниро Вульфа, потому что он важный свидетель в деле об убийстве и они боятся, как бы с ним чего не случилось, тем более, Арчи Гудвин тоже исчез. И умолчал о том, что инспектор Кремер подозревает Вульфа в бегстве из трибунала с коварным намерением поломать все дело и потому хочет поскорее наложить на него лапу. (А не звонил ли вам Вульф? Не знаете ли вы, Сол, где тот находится? Ведь и на Вульфа, и на Гудвина – на обоих выдан ордер!) Сол, естественно, ничего не знал, после чего Пэрли изрек еще пару мудрых истин и отвалил.
Я набрал другой номер и, когда мне ответил женский голос, сказал, что хотел бы поговорить с миссис Эш. Там возразили, что миссис Эш отдыхает и не может подойти к телефону. Я сказал, что звоню от Ниро Вульфа, что дело срочное и чрезвычайно важное. Мне повторили, что миссис Эш абсолютно не в состоянии подойти. Я спросил, слыхали ли там про Ниро Вульфа, и мне ответили: «Конечно». «Прекрасно, – сказал я, – передайте миссис Эш, что ему надо видеть ее немедленно, он может прийти через пять минут. Больше по телефону ничего говорить не буду, – сказал я, – разве что добавлю, что в случае отказа от встречи она будет жалеть об этом до конца своих дней». Голос попросил не вешать трубку и исчез так надолго, что я стал жалеть, что не выбрал другую комбинацию. Но как только я потянулся к двери – впустить в будку порцию воздуха, как голос вернулся и сообщил, что миссис Эш примет мистера Вульфа. Я попросил дать соответствующие указания швейцарам на входе, повесил трубку, вышел, вернулся в машину и сказал Вульфу:
– Порядок. Только вы не подкачайте, а то я ей такого наговорил. От Элен Вельц ни слова. Стеббинс тупо задал пару вопросов и получил на них заслуженный ответ.
Он выбрался из машины, и мы пошли к дому. Этот дом был меньше и еще элегантней – даже ковролина не было. Швейцар был вылитый Лоуренс Оливье, а лифтер – его старший брат. Держались они строго, но ничего личного. Высадив нас на шестом этаже, лифтер еще постоял с открытой дверью, пока мы не звонили, дверь в квартиру не открылась и нас не пригласили войти.
Впустившая нас женщина была не вылитая актриса Филлис Джей, а просто она самая. Не раз выкладывая по четыре сорок, а то и по пять с половиной долларов, чтобы посмотреть на нее из партера, я при иных обстоятельствах высоко оценил бы бесплатный просмотр с близкого расстояния, но тут мысли были заняты другим. Да и у нее тоже. Разумеется, она работала на публику – актрисы иначе не могут, но без гламура, поскольку по роли он не полагался. Она играла верного друга, опору в беде – и, не выходя из образа, приняла у Вульфа шляпу и трость, проводила нас до большой гостиной, миновала ее и ввела нас через арочный проем в комнату поменьше.