Не принц, но сойдёшь
Шрифт:
– Если он так легко торгует своей душой, то и склянку мне продаст, – уверенно гнула свою линию Арлина.
Старик недовольно покосился в её сторону, но промолчал.
– А как ты планируешь пройти в замок, если хозяина нет на месте? Ворота нам откроют? – переступив через корягу, спросила девушка.
– Меня там каждая мышь знает. С привратником мы, бывало, любили трубку раскуривать, с лакеями – в карты резались, а кухарка – добрая женщина, очень добрая, на целых три подбородка – та вообще ко мне страстную страсть питает. Так и норовит откормить, только вот в меня больше чашки чечевичного супа
– Чего же тебя Таварнак выгнал, коль ты такой милый?
– Тайернак, – поправил старик, – лорд не любит, когда…
– Когда коверкают его древнее имя, – закончила за старика Арлина, передразнивая его манеру говорить. – Знаю. Но твоего лорда рядом нет, в замке его тоже не предвидится. Как хочу, так и называю.
Старик усмехнулся.
– Я горбатился на Тайернака в его садах. Вырастил много трав, которые по его приказу потом срывал, вязал, сушил, молол и складывал в мешочки. А трав там не одна и не десять, а несколько сотен видов. И за каждой свой уход. И у каждой свои особенности. Стоило разок один стебелёк перепутать – и на тебе. На улице.
– Было б из-за чего. Всего-то один стебелёк.
– Ну, когда из-за этого стебелька вместо драконьего яйца получается куриное, то разница ощутима.
– Так вырасти ещё один.
– Темнолистник созревает раз в двести лет. Чувствуешь разницу?
– Не повезло тебе, – равнодушно кинула Арлина и нырнула вперёд старика в лесные дебри.
Ель за елью стояла стеной. Но удар сердца за ударом сердца, шаг за шагом – стена начала редеть, а после и вовсе раздвинулась, пропуская обоих путников на широкую лесную опушку.
– Фу-х, отдохнуть само время, – выплеснул старик, опускаясь на пенёк и доставая курительную трубку.
– Надо идти дальше, – недовольно возразила Арлина.
– Вечер уж скоро, глянь на небо. Да и подкрепиться не мешает. Сейчас костёр разведу и поймаю кролика. Видел, снуют туда-сюда неподалёку серошейки. Мясо у них нежное, а шерсть тебе на рукавицы пойдёт.
Арлина согласилась. Жареного кролика хотелось больше всего на свете, тем более что и разведённый костёр затрещал так, что мысли были только о горячем супе и большом куске мяса.
Оставшись на поляне одна, Арлина подкинула дров в огонь, присела на пенёк, развернула надетое на палец обручальное кольцо бриллиантом вверх и снова залюбовалась камнем. Сейчас кольцо сидело как надо, но, стоило отойти от костра, пальцы начинали индеветь, и кольцо легко ходило вперёд-назад и даже норовило слететь. Но снимать дорогую вещь Арлина не хотела – ничто так не подбадривало её, как мысли о Мартане и его ласках. Какая же она была дура, что отказала ему тогда в день венчания! О чём она только думала? О том, что несколько сотен пар глаз на неё смотрят? О том, что вперёд на месяц тема для обсуждений во всех салонах всех королевств обеспечена? О том, что Мартан может её неверно понять? Впрочем, он и так её не понял, даже Ланса следить приставил. Как только стражников возле дома не догадался оставить? С собаками. Лаяли и рычали бы всю ночь – не давали спать. Так и слышишь утробный рык, то ли недовольный, то ли угрожающий.
Арлина подняла голову и похолодела.
Нет, костёр вовсе не потух – оранжевые языки пламени продолжали змейка за змейкой подниматься в небо и брызгать искрами. Ветер
Рука сама потянулась к костру. Вытащила одно из недавно подкинутых поленьев, успевших заняться огнём только с одной стороны, и крепко его сжала. Медленно поднявшись, девушка выставила пылающую деревяшку вперёд, готовая ткнуть ей в волка, стоит тому только приблизиться. Волк оскалился, а по опушке пронёсся такой силы рёв, что Арлина застыла на месте.
Рычал не волк напротив, нет. Тот лишь переминался с лапы на лапу, выгибал спину, ершился и показывал клыки. Голодным взглядом смотрел на перепуганную Арлину, но нападать не решался. Устрашающее урчание шло с другой стороны, справа, совсем рядом с костром, а от того ноги стали ещё более ватными. Не дыша, Арлина медленно повернула голову вправо, и ушедшее в одну пятку сердце перешло бы в другую, если бы только путь не был столь долог. Из леса, перешагивая через поваленный сухостой, медленно и осторожно вышел второй волк.
Крупнее раза в два, выше и страшнее, волк хищно оскалился, и с огромных белых клыков на землю упали капли слюны. Бело-серая шесть взъерошилась на выгнутой спине и встопорщилась острыми иголками. Глаза сверкнули лунным блеском, и раздался громкий вой, леденящий душу и сковывающий мысли.
Они стояли друг против друга – два волка, оба, лелеявших надежду на скорый обед, и оба, считавших, что жертва должна принадлежать лишь одному из них. Чуть наклонив морду, белый волк сделал ещё один шаг вперёд и снова угрожающе зарычал. Чёрный в ответ только прижал хвост и попятился обратно в глубину леса, еле слышно поскуливая. Стоило ему скрыться за широкими еловыми лапами, белый тут же развернулся в сторону Арлины и разинул пасть.
Не в силах больше терпеть, не понимая, что она делает, не думая ни о чём, Арлина выронила горящую палку и бросилась бежать. В самую чащу леса, густую и непролазную, полную топких болот, ядовитых пауков, оврагов-ловушек и травы, острой как кинжал.
Арлина бежала, не разбирая дороги, огибала деревья, уворачивалась от веток, норовивших проткнуть глаз, перепрыгивала через пни и ямы, наступала на муравейники и обдирала ноги о колючки чуть ли ни в кровь. В ушах стоял ветер, волчий рык и шум погони. Зверь мчался за ней, его тяжёлый бег отдавался эхом в вышине немого леса. Она чувствовала, как он дышит ей в спину, как лязгает зубами прямо около её шеи, но вцепиться в нежную кожу у него никак не получается.
Не останавливаясь ни на секунду, не оборачиваясь и с трудом дыша, Арлина всё бежала и бежала, пока левая нога не запуталась в выползших наружу корнях трёхсотлетней сосны, правая не запнулась о кучу шишек, погрызенных и сваленных на землю белками, а сама девушка со всего разбега не наскочила на раскоряченное дерево, не ударилась лбом о сухой ствол и не рухнула на землю. В небо взвился столп листьев, сухих вперемешку с подмоченными, и всё они опали на спину потерявшей сознание дочери де Врисса. В лесу воцарила гробовая тишина, и никакими волками и в помине не пахло.