Не путай клад с могилой
Шрифт:
Я снова склонился над сумкой, уже готовый рвать, резать ее на куски, но найти хоть какую-нибудь ничтожную вещицу, способную пролить свет на потемки, в виде которых представлялась мне душа Лады. Я дернул «молнию» кармана, в котором лежала книга, и ухватился за нее. Чтобы вместе с книгой не оторвать сумку от пола, мне пришлось придерживать ее больной рукой. Это причиняло мне сильную боль, и я начал стонать – и от боли, и от нетерпения. Книга шла тяжело, как из книжной полки коллекционера, где тома прижаты друг к другу, словно тисками, и когда наконец я выдернул ее из кармана, то сразу почувствовал, как она неестественно тяжела.
Я открыл глянцевую обложку и несколько секунд, не веря своим глазам, смотрел
Неплохо, однако, вооружены современные путаны, подумал я, укладывая пистолет на место и заталкивая книгу в карман. Просто так, на всякий случай, такие штучки не приобретают. Пистолет Ладе нужен для вполне конкретной цели.
Я закрыл замок, слегка придавил верх сумки, чтобы она приобрела прежний вид, и вернулся на кровать.
Глава 45
Лада покинула меня после полудня, когда солнце перевалило зенит и стремительно падало на горный хребет, поросший лесом, как спина медведя шерстью. Она унесла с собой сумку со всеми своими вещами, оставив на память о себе лишь слабый запах цветочного дезодоранта. Перед уходом она поменяла мне повязку, упаковав окровавленные бинты в полиэтиленовый мешочек. Я слышал, как в коридоре она напомнила Игору о враче.
Она не придет, думал я, трясясь в ознобе, словно голый лежал в сугробе. Легкое одеяло меня не согревало, а от чая, который мне принесла пожилая бессловесная женщина с покрытой седой головой, меня стало мутить еще больше. Она не придет. Более удобного момента, чтобы красиво распрощаться со мной и не опасаться преследования, у нее не будет. Она взяла от меня все, что смогла, и сделала для меня все. Совесть ее чиста…
Врач пришел через час, когда я тщетно пытался изгнать из головы дурные мысли и уснуть. Внешне он ничем не отличался от хозяина дома и его дружков – молод, мускулист, коротко подстрижен. Я невольно сравнил его с киллером, но скоро убедился, что основная его профессия все же хирург. Ни о чем не спрашивая, не произнеся ни слова, он поставил на стул «дипломат», раскрыл его, развеяв вокруг себя запах лекарств, вынул ножницы и аккуратно разрезал повязку. Склонившись надо мной, врач долго рассматривал предплечье, осторожно приподнимал руку под локоть, изучал входное и выходное отверстия, хмурил брови, отступал на шаг и снова приближал к ране глаза, отчего мне в конце концов стало весело: чужого человека так серьезно интересовало то, что меня беспокоило постольку-поскольку. Слава врачам!
Закончив осмотр, эскулап приступил к активным действиям. Ухватив зажимом ватный тампон, он смочил его в йоде и раскрасил весь мой дырявый бицепс. Затем тем же зажимом извлек из шайбы стерилизатора марлевые конверты, пристроил их к ране и красиво перебинтовал. Процесс оказания медицинской помощи закончился тем, что он всадил мне два укола с антистолбнячной сывороткой и анатоксином.
– Бувайте здоровi! – попрощался он со мной, захлопнул «дипломат» и вышел из комнаты.
Я остался один – в чужом доме, среди чужих людей, с которыми меня связывало лишь имя Сереги, обессилевший от потери крови и брошенный своей последней надеждой. Я чувствовал себя здесь настолько скверно, что если бы у меня оставались силы на то, чтобы самостоятельно встать и уйти куда-нибудь в лес, то поступил бы так незамедлительно. Вся беда заключалась в том, что ранение накрепко приковало меня к постели.
Я полуспал, полубредил, иногда теряя ориентацию и во времени, и в пространстве. Я приоткрывал глаза, глядя на белый потолок и темный лик святого, смотревшего на меня из угла, и не мог сразу вспомнить, где я нахожусь, что со мной, где мои друзья, и тогда ужас овладевал мной и я пытался сорвать с себя одеяло и вскочить, но боль вновь
Не помню, сколько так продолжалось. В комнате сгущались сумерки. За окном стихли разговоры, крики рабочих, стук молотков и визг пил. Мне становилось с каждой минутой все хуже. Тело горело, будто простыни охватило пламя. Я слабо стонал; и перед глазами гигантским костром полыхала моя гостиница; и толстые, голозадые пионеры с визгом прыгали через огонь; и неистово молилась, стоя коленями на раскаленных углях, Марина с высохшим лицом древней ведьмы; и изуродованная, разобранная на члены, как кукла, Лада сидела на асфальте в потоке зевак и предлагала мужчинам свои отрезанные груди и ягодицы; и профессор с Уваровым, стоя на корточках в стае бродячих собак, громко чавкая, жрали горячую землю, давились ею и глотали, и изо рта каждого валил дым и свисали белые, превратившиеся в сплошной волдырь языки; и ходил по дымным облакам босоногий, в длинном плаще из черной ткани, подпоясанном цепью из серебряных колец с притороченным к ней коротким римским мечом, седобородый консул Христофоро ди Негро и сеял в пепелище золотые монеты и драгоценные камни, а отец Агап, низко-низко склонившись надо мной, шипел, как если бы вода попала на раскаленные угли.
– Кирилл Андреевич! Как же вас так угораздило? Кирилл Андреевич!..
Я издал вопль, мгновенно возвращаясь в реальность, и машинально дернул рукой, как бы желая оттолкнуть видение, но кулак наткнулся на живую плоть.
– Бог с вами, Кирилл Андреевич, зачем же драться! Вы, похоже, меня не узнали? Это же я, ваш покорный слуга, отец Агап, Михаил Иннокентьевич в миру! Вспомнили?..
В сумеречной комнате, в двух шагах от меня, стоял батюшка. Опасаясь за свой рассудок, я приподнялся, упираясь локтем в край кровати, и пошарил по стене в поисках выключателя. Он под руку не попался, но свет все же вспыхнул – на столе загорелась маленькая лампочка с зеленым абажуром, и я отчетливо увидел еще малознакомые мне очертания комнаты, Ладу, сидящую на стуле в усталой позе кучера, и батюшку, который склонился надо мной.
– Это что ж? – слабым голосом простонал я. – Мои дела так хреновы, что уже впору священника вызывать?
– Что вы! Что вы! – перепугался батюшка и перекрестился. – И не думайте об этом! Врач сказал, что рана ваша пустяковая, только нужен покой и стерильность…
– Кому он так сказал?
– Мне, – отозвалась Лада.
– Тогда зачем… – Я снова перевел взгляд на отца Агапа. – Тогда зачем вы пришли? Откуда вы вообще взялись, черт вас подери!
Мои мозги уже вполне «прогрелись» и заработали на всю мощь. До меня окончательно дошло, что появление здесь отца Агапа, какую бы цель он ни преследовал, мягко говоря, странно.
Батюшка вздохнул и осторожно присел на край кровати.
– Лучше и не спрашивайте, Кирилл Андреевич! Беда! Просто беда!
– Ты где его откопала? – спросил я у Лады. – Ты с Уваровым встречалась?
Больше всего меня выводила из себя неспособность быстро понять суть происходящего. Лада, как назло, стала тянуть:
– Пусть лучше он расскажет.
– У меня язык не поворачивается, – открестился батюшка. – Прошу вас, начните вы!
Я, забыв про свою рану, схватил священника за грудки.
– Да что вы из меня душу вытягиваете!
Лада взялась-таки спасти положение. В противном случае не знаю, что я натворил бы.
– Я прождала Уварова до того, как начало темнеть, – сказала она. – Естественно, он не пришел.
– Естественно? – ухватился я за слово, в свою очередь отпуская батюшку и падая спиной на подушки. – Значит, будем считать…
– Пока не надо торопиться с выводами, – притормозила меня Лада. – Во-первых, я опоздала минимум на четыре часа. А во-вторых, Уваров ждал тебя. И в машине, а не меня, идущую пешком.