Не расстанусь с Ван Гогом

Островская Екатерина

– Может быть, через пару дней встретимся?

– Никак нельзя, нет. Я прибыл сюда специально по этому вопросу, который касается предмета, известного вам как картина «Кушатели картошки».

– О чем вы хотите побеседовать?

– Буду объяснять вам при встрече. Очень прошу, не надо откладывать.

– Тогда сегодня вечером. Где мы можем увидеться?

– Только у вас дома, так как мне надо увидеть сам предмет, чтобы говорить.

– Тогда я постараюсь вернуться к семи. Запишите адрес…

– Я знаю, где вы живете, и приду в девятнадцать часов ровно.

Надя положила аппарат в сумочку.

Бровкина в тот момент с ненавистью следила за дорогой, поскольку таксист что-то

рассказывал, не беспокоясь, слушают его или нет.

– Он такой же был, как и остальные студенты. Пиво пил со всеми, деньги занимал до стипендии, а когда совсем туго было, ходил по комнатам общаги – если где-то обедали, то и его приглашали. Ко мне домой приезжал, с родителями моими общался, за стол, естественно, его сажали. А теперь он какой-то мелкий чиновник. Мелкий не мелкий, но его на «Мерседесе» возят. Как-то на заправке смотрю – сидит. Водитель заправляет машину, а он в окошко приспущенное смотрит, солнышком любуется. Я мимо прохожу. «Семен, не Семен», – думаю. А он, раз, и голову отвернул – значит, точно не ошибся, он. «Шлыков? – спрашиваю. – Ты, что ли, Сенька?» Он, гад, и не вышел из своего служебного «мерса». Только руку из окошка протянул – типа, здравствуйте, что надо? Даже не спросил, что у меня и как. Шофер сел в машину, а Семен ему говорит: «Езжай, и так уже опаздываем!» И окошко закрыл. Я потом сокурсникам бывшим позвонил и спросил, чем он занимается, так никто не знает. Слышали только, будто при власти каким-то прихлебалой.

– В комитете по инвестициям, кажется, есть сотрудник по фамилии Шлыков, – вспомнила Татьяна.

Но таксист промолчал.

Машина подъехала к зданию, где размещалась редакция. Перед тем как выйти и попрощаться с подругой, Надя полезла в сумочку за деньгами. Но Бровкина остановила ее:

– Я рассчитаюсь. А ты в другой раз.

Однако Надежда все же протянула ей деньги, и Татьяна тут же взяла их, напоследок спросив:

– Так у тебя никаких видов на Сашку нет?

День, как и предыдущий, оказался суматошным. И все-таки Надя несколько раз вспоминала разговор с инспектором Интерпола, пытаясь понять, зачем она ему понадобилась.

Глава 3

Оставив «Ренджровер» на охраняемой парковке, Холмогоров направился к дому Горелова, размышляя о том, что, вероятно, следует перебраться в более комфортабельное жилье. С теснотой и духотой еще можно было мириться, но то, что Васька каждый вечер приносит с десяток бутылок дешевого пива и предлагает посидеть-поговорить, сильно раздражало. Хлестать пиво и трепаться о проблемах киноиндустрии, в которой оба разбирались мало, не хотелось.

К тому же накануне Горелов вызвонил свою знакомую, попросив прихватить подругу посимпатичнее. Но та или не поняла, или посчитала, что симпатичных подруг у нее нет, короче, приехала одна. Вошла, увидела Холмогорова и растерялась. Поскакала в ванную, откуда вышла через полчаса в новой боевой раскраске. Саша сел только из вежливости за стол, на котором стояло все то же пиво. Причем гостья, словно не замечая стоящего перед ней узкого бокала с эмблемой завода «Гамбринус», хлестала его прямо из бутылки. Из вежливости же он выпил пару бокалов, съел бутерброд с семгой и удалился в свою каморку. Некоторое время лежал, слыша обрывки фраз, доносящиеся из-за стены, думал о том, что с ним случилось, вспоминал Надю и как-то незаметно для себя заснул. Впрочем, люди всегда засыпают незаметно, иногда даже в мгновенья, когда этого делать нельзя…

Очнулся он среди ночи. За стеной вскрикивала подруга Горелова, и судя по интонациям – притворялась. Актрисой она была никудышной. Но все равно это мешало заснуть снова. Когда вскрикиванье закончилось, Холмогоров полежал еще какое-то время, а потом вышел

на кухоньку. Не включая свет, отыскал на столе пачку сигарет и закурил. Вернулся на жесткий диван, полез в постель и обнаружил под одеялом любительницу пить пиво из горлышка.

– Эй, – шепнул он ей, – это место занято.

Но девица хихикнула и прижалась к нему, прикасаясь губами к его груди, животу…

Пришлось отдирать ее от себя силой. Девица убежала, шлепая босыми ступнями по линолеуму, заскочила в спальню хозяина и, видимо, неплотно затворила дверь, потому что до Холмогорова донесся шепот Васьки:

– Ну как?

– Не-а, – обычным голосом ответила ему подруга.

Стало противно. А потому жить в квартире Горелова не хотелось. Но сейчас Саша возвращался именно к нему, ведь снимать жилье сейчас не имело смысла – Надя продержится еще денек-другой, а потом сломается: бывшая же слишком мягкий человек, чтобы долго сопротивляться ему, Холмогоров знал это наверняка.

Он уже подходил к подъезду дома Горелова, обогнув внедорожник, перегородивший дорогу, когда прямо перед ним остановился автомобиль, из которого вышли двое парней.

– Садись к нам! – сказал один.

– А почему, собственно…

– По кочану, – ответили Холмогорову, – тебя Багров ждет.

Теперь он узнал их: это были те самые парни, что подкараулили его возле дома Нади. Напали, а потом, так сказать, поскользнулись. Вернее, на них напал сзади Павел и каким-то образом смог обезвредить – видимо, ему помог эффект внезапности. Надо было бы, кстати, отблагодарить внука Радецкой, но теперь вряд ли удастся. Ведь неизвестно, для чего его требует банкир. Вдруг для того, чтобы убить?

Саша обернулся – двор был пуст.

Его подтолкнули в спину.

– Чего головой крутишь? Садись!

В салоне стоял сильный запах анаши.

– Проветрили бы, – посоветовал Холмогоров. – Менты тормознут, что говорить станете?

– А чего с ними говорить? Настучим им по репам и дальше поедем, – ответил тот, что сидел за рулем, и заржал.

– Я тебе вот что скажу, – обратился к Саше сидящий рядом с ним. – Где ты себе надыбал шестерку для охраны, нас не колышет. Мент он или нет, но если еще раз возле тебя окажется, просто порвем его. Так и передай. Просто уроем, в натуре. А то, ишь ты, наскочил… Нет, чтобы слово сказать, так он сразу Андрюхе ногой в челюсть. И мне тоже въехал сзади по калгану. Это же подло! Если бы я вовремя развернулся, фиг бы ему удалось чего со мной сделать: я из положения лежа стоху двадцать раз от груди жму. Так ему и передай.

– Хорошо, – согласился Холмогоров, надеясь, что происходящий бред сейчас закончится.

Но парни не могли успокоиться.

– Не таких ушлых видали. Один барыга пытался тут туфту вешать. «Че, – говорил, – пацаны, за наезды такие? Я сам на короедке парился, а потом на черной киче не в мужиках ходил. Я – не простой кентарь, а типа того, что в шерсти». Ты понял?

– Понял, – кивнул Саша. – Дядька на малолетке сидел, а затем на блатной зоне, и вообще он почти в законе, только от традиций воровских отошел, но понятия соблюдает.

– Ну! – обрадовался рассказчик. – Только нам это до балды. Если он Багру должен, то пусть выкатывает лавэ. Мы стрелку с ним забили, а барыга притащил с собой япошек каких-то. А чего те могут против волыны? Короче, положили мы их, а тот, который типа шерстяной, сразу засмыкал. Ну и все путем стало – до сих пор долю отстегивает… Мы чего с тобой так базарим душевно? Потому что ты хоть и фраер, но наш. На киче в авторитете будешь, ведь прокурора замочил. В кошаре лучшая шконка – твоя. Чифирем, кайкой или кокнаром всегда обеспечат. И работать не придется, за тебя другие будут пупок рвать. А у тебя вся кайса в кайфе будет.