Не рискуй
Шрифт:
— Мы не поедем в кино.
Я в удивлении повернулась к нему. Потому что он был чем-то озабочен. А еще потому, что в тот момент мне пришло в голову, что Грей давал мне все, что я хотела, и меня удивило, что он отказал мне.
Не то, чтобы я о чем-то просила. Ни ужин с лучшим стейком, независимо от того, что его подавали у ОВИВ. Ни оплату за мой завтрак, когда мы ходили в закусочную. Ни пару перчаток, при одном взгляде на которые и определенно на ощупь, можно было сказать, что они были далеко не из дешевых.
Но он все равно дал мне все это.
Затем
Может, он не мог позволить себе и купить дорогие перчатки, и отвести меня в закусочную, и сводить в кино.
— Я плач'y, — радостно сказала я, и я могла себе это позволить. Не то, чтобы я собиралась уйти на пенсию на Ривьере через год, но без оплаты гостиницы и с тем, что Дженни предоставляла мне комнату в течение двух месяцев бесплатно, я могла сводить нас в кино и сэкономить на все, что мне было необходимо, чтобы начать свою жизнь.
И я с нетерпением ждала этого. Приобрести свою собственную машину. Свои собственные кружки. Собственное столовое серебро. Купить свой собственный плед. Заменить телевизор Грея новым.
Я не могла дождаться этого.
— Мы не пойдем в кино, детка, — пробубнил Грей, тихим, ласковым голосом, но по-прежнему отстраненно.
— Ладно, — прошептала я.
Может быть, ему не нравились фильмы, или ему не нравилось ходить в кинотеатр. Может быть, я сама схожу в свой следующий выходной. Хотя, я не знала, где находился кинотеатр. Я знала, что в городе его не было. А у меня не было машины, поэтому я могла добраться туда только, если бы попросила Грея подбросить меня, а потом забрать, но я не собиралась это делать.
Поэтому, возможно, я должна была подождать, когда у меня появится своя собственная машина, что могло бы случиться в ноябре, мало ли что я очень давно не была в кино. Я могла бы подождать до ноября.
Грей припарковал свой грузовик на обычном месте, рядом с домом, и его дверь распахнулась еще до того, как он заглушил старушку. Когда я открыла свою дверь, она заскрипела, я спрыгнула вниз, и она снова заскрипела, когда я ее захлопнула.
Затем я подпрыгнула, потому что Грей стоял прямо передо мной, он схватил меня за руку и потащил в дом.
Какого черта?
То есть, он держал меня за руку и делал это часто. Обычно, он обнимал меня за плечи и прижимал к себе, но держать меня за руку не было редкостью. Он даже ждал со своей стороны грузовика, когда мы приезжали к нему домой, пока я обойду его, чтобы взять меня за руку или обнять за плечи и пройти небольшое расстояние до его дома.
Но он никогда не подходил с моей стороны, не хватал мою руку и не тянул меня в дом.
Вверх по трем деревянным ступенькам к крыльцу, мимо качели на крыльце, прямо к входной двери и внутрь. Затем
Пока он снимал куртку, я перекинула ремешок своей сумки через голову.
Как только я сняла сумку, Грей схватил ее и бросил на свою куртку.
Я моргнула и застыла на месте.
А Грей — нет.
Он скинул свой пиджак (к слову сказать, Грей надевал в церковь костюм, и выглядел в нем потрясающе, темно-синий с темно-синей или серой рубашкой под ним и необыкновенным галстуком. Он нравился мне в джинсах, но, должна сказать, что в костюме он выглядел великолепно). Грей швырнул пиджак на свою куртку, и я посмотрела на него.
— Что..? — начала я, но он схватил меня за руку и потащил вверх по лестнице.
Тогда я поняла, в чем дело, и в животе у меня запорхали бабочки.
Бабушки Мириам не было дома.
Весь дом был в нашем распоряжении.
До десяти вечера.
И вчера все барьеры пали.
Вот и последствия.
Боже мой.
Биение моего сердца ускорилось, и к тому моменту, как мы добрались до последней ступеньки, я чувствовала каждый его удар.
Поднявшись наверх, вместо того, чтобы пойти налево, в мою комнату, он повел нас направо.
В его спальню.
Я никогда не видела его комнаты, хотя она располагалась напротив ванной. Дверь всегда была закрыта.
По какой-то странной причине, мне не терпелось ее увидеть.
За рекордное время Грей провел меня по коридору, протянул руку, повернул дверную ручку и втащил меня в свою комнату.
Я понимала его спешку, знала его намерение, но все равно, впервые войдя в его спальню, я оцепенела и просто смотрела в изумлении.
Потому что, мы словно вошли в другой мир.
Ни кружевных салфеточек. Ни цветов. Ни ковров в пастельных тонах. Ни симпатичных лоскутных одеял.
Стены были такого же цвета, как и его рубашка — темно-синие с серым. Мебель — массивной, мужской, из темного дерева, аскетической и со строгой, подобающей мужчине отделкой на ящиках и шкафах.
В их доме было чисто и опрятно, хотя и полно всяких вещей.
Его комната не была чистой и опрятной или заполненной всяким барахлом. Никаких наград, которые он завоевал, занимаясь спортом в юности, никаких почетных лент. Над кроватью висела огромная черно-белая фотография гор Колорадо, которую, как я знала, сделал Коттон, знаменитый фотограф, живший в этих горах. На полу валялись джинсы, ботинки, футболки с длинными рукавами и фланелевые рубашки. На тумбочках — книги, так много книг, что часть их упала на пол. На одном из комодов стояла небольшая чаша с мелочью. На прикроватных тумбочках — по-мужски солидные, одинаковые светильники, и еще один — на невысоком комоде с зеркалом.