Не русские идут

Головачев Василий Васильевич

– Много ещё, полпути. Мы сейчас под Баренцевым морем, правее Груманта.

– Быстрее можем лететь?

– Не думаю, мы и так мчимся метеором, больше тысячи километров в час.

– Понял. Грохнемся – костей не соберём!

– Машина имеет систему безопасности, так что об стену мы не ударимся. Главное – не проскочить развилку или перекрёсток.

– Я могу помочь?

Анурий Фокич обозначил ироническую усмешку, и Буй-Тур поднял вверх руки:

– Понял, прошу прощения. Я просто нервничаю.

Какое-то время в

кабине было тихо, только из недр виманы доносился «гитарный» звон: это работали какие-то генераторы либо неизвестного назначения механизмы.

Пролетели ряд шарообразных пустот.

Вимана ускорила бег. Дед Аглаи попытался увеличить скорость «тарелки». Ему тоже не терпелось догнать похитителя внучки и разобраться с ним по-мужски.

Внезапно вимана выскочила в гигантский пустой пузырь, словно упала в бездну, и резко остановилась.

– Перекрёсток? – подался вперёд Буй-Тур.

Гамаюн не ответил, выключая прожектор.

Виману обнял полный мрак.

Кто-то посмотрел на пассажиров, сидящих в кабине.

Буй-Тур напрягся, пытаясь спрятаться от этого неприятного липкого взгляда.

– Мерзотник! – едва слышно проговорил Анурий Фокич.

– Кто?

– Надо проскочить это место.

– Неужели Мандель?! Ждёт в засаде?

– Похоже, он оставил ещё один злобник.

– Мину, что ли?

– Попробуй «ощетиниться», мысленно окружи себя острыми саблями.

Буй-Тур послушно напряг фантазию, представляя себя закованным в латы, держащим в обеих руках по мечу, а из каждой детали панциря выдвинул острые шипы.

Вимана рванулась в темноту, как камень из пращи.

В то же мгновение сверху, из невидимых складок потолка на неё упала светящаяся сетка, сплетённая из молний, обернулась вокруг как авоська.

Буй-Тур почувствовал, как тело сжала невидимая ледяная рука, сдавила сердце и лёгкие, так что потемнело в глазах.

Он отмахнулся вслепую мечами, окружил себя веером виртуальных смертоносных ударов, заставил шипы искриться, посылать в темноту электрические разряды.

«Авоська» из молний порвалась на части, перестала плющить корпус виманы.

Гамаюн выговорил гортанную короткую фразу – будто стегнул воздух плёткой.

Буй-Тур почувствовал облегчение. Невидимая рука ослабила нажим, перестала сдавливать сердце.

Молнии «авоськи» сплелись в узел, который истёк огненным ручьём за кормой мчавшегося в полной темноте аппарата.

Неприятные ощущения прошли окончательно.

– Дьявольщина!

– Закло «огненной западни», – пробормотал Анурий Фокич.

– А мне показалось, на виману набросили электрическую сеть.

– Это очень сильная закло. Нашему ворогу кто-то помогает.

– Конечно, коль слуга выполняет волю господина. Интересно, много ещё сюрпризов приготовил нам господин Мандель?

– Едва ли этот последний.

Грот, в котором сработала магическая «мина», озарился вспышкой света: Гамаюн включил

осветитель.

Пещера сузилась, плавно перешла в тоннель.

– Спасибо, отец, – сказал Буй-Тур. – Без тебя я бы тут не прошёл.

Мимо побежали, сливаясь в пёстрые ленты, гладкие стены хода, ведущего в неведомые глубины земли.

– Скажи, отец, – вспомнил свои ощущения Гордей, – беспокоит меня этот вопрос: наши законы физики отрицают магию как реальность, но она всё равно работает. Почему ею нельзя овладеть как технологией?

– Во-первых, не законы физики отрицают магию, а люди, не понимающие основ мира. Учёные, боящиеся потерять свои удобные кресла, с удовольствием размышляющие о «лженауке». Во-вторых, изменились сами физические законы, что связано с объективным расширением Вселенной. Магия перестала быть технологией, как ты говоришь, потому что люди перестали владеть словом, языком деванагари, структурирующим пространство и время. Этот язык доступен теперь только тем, кто имеет внутреннюю силу.

– Жрецам, что ли? Но они все – чёрные изнутри!

– Сила не имеет окраски, ею могут управлять, к великому сожалению, не только светлые души. Если человечество выживет, в чём я сомневаюсь, используемые им технологии будут мало чем отличаться от магии. Хотя опять же в массовом порядке такое владение магией чревато серьёзным искушением употребить её во благо себе любимому и во вред другим. Люди не доросли до неё этически.

– А технологии между тем становятся всё изощрённее.

– Вот почему человечество висит над бездной небытия: природе противны великаны с куриными мозгами.

Помолчали.

Вимана пролетела ещё одну анфиладу пустот.

Гамаюн вдруг выключил прожектор. Впереди стал виден тусклый кружок света, похожий на стёртую серебряную монету.

– Выход? – неуверенно произнёс Буй-Тур.

– Очень приличная пещера. Освещённая.

– Сколько мы пролетели?

– Больше двух тысяч километров.

– Тоннель прямой как рельс, Мандель не мог никуда свернуть.

– Он впереди.

– Ты уверен?

– Я его чувствую… точнее, Глашку.

«Серебряная монетка» приблизилась, превратилась в колечко: в тоннель из какого-то невидимого пока подземелья просачивался свет.

– Приготовься, – сказал Гамаюн отрывисто.

Вимана преодолела оставшиеся до освещённого пространства сотни метров и зависла на срезе тоннеля, превращавшегося впереди в узкий проход, напоминающий горное ущелье с отвесными стенами. Потолок этого щелевидного коридора терялся во мраке, но по стенам змеились светящиеся жилы, создающие эффект паутины. Кое-где ущелье раздувалось пузырями по дну, неровному, каменистому, из которого вырастали бесформенные глыбы и округлые наплывы. Хаос был явно природным, рука человека не касалась его геометрии, и только светящийся паутинный узор на стенах говорил о присутствии какого-то иного порядка.