Не рычите, маэстро, или счастье для Льва
Шрифт:
– Заметает зима, заметает. Все, что было до тебя…
…
– Да я больше всего переживал, когда он за цветами наклонялся, - басил Сергей. – Думаю: сейчас как рухнет под ноги восхищенным зрителям. Вот это будет просто триумф.
– Ну да. Пока стоял – еще как-то. Держался. А вот любые проходы туда-сюда. Я вот, честно говоря, нервничал, - голос Артура звучал устало.
– Ну, ты нервничал. А я ловил.
– А как он к роялю попер!
– Мы ж его предупреждали –
– Ага. ЩАЗ.
– Я никогда не думала, что в таком состоянии можно мало того, что петь. Так еще и на рояле играть, - вздохнула Олеся. – И вообще вы, парни, прекрасные лжецы. Как послушаешь интервью: «Мы не пьем. Мы за голос». За голос они. Ага.
– Ну, по молодости бывало всякое, - в голосе Сергей появилась задумчивость. И даже какая-то легкая мечтательность.
– Да и когда с семи лет по гастролям, тоже многое чего видишь, слышишь. И в разном состоянии разобранности выходить работать приходилось. И, кстати, не обязательно что-то связано с алкоголем.
– А слова волшебные чьи?
– Руководителя хора, понятное дело. Хоровое пение у нас было поставлено…
– «Пойте, урроды» – это же классика. Сначала спеть. Сдохнуть потом.
– Любого поднимало. Проверено.
Лева слушал голоса, доносившиеся до него как из-под слоя ваты, чувствовал себя как-то странно. Не собой. И – самое странное и жутковатое – совершенно не помнил вчерашнего дня. И вообще – что обсуждали эти трое? Почему не слышно голоса Ивана? И самое главное – что с концертом?
Концерт!
Его аж в жар бросило. В висках заломило, он огляделся. Его номер в питерском отеле, только вон система стоит, бутылки, капельница прикручена, незнакомая женщина в больничной одежде дремлет в кресле. А голоса доносятся из соседней комнаты.
Что с ним?
Он вскочил, голова закружилась, внутри черепной коробки отчаянно задолбило. Лев ухватился за спинку кровати, чтобы не рухнуть.
– Не надо резких движений, - негромко, привычно проговорила женщина. – Тихонько. Спокойно.
– Что?..
Лева обвел взглядом все великолепие номера, обнаружил брошенный на пол смокинг, брюки, измятую рубашку – ну, просто выкинутый белый флаг поражения. Кто так обошелся в его концертной одеждой! Понял, в каком виде стоит перед женщиной.
Да твою ж!
Даже голова перестала болеть.
Женщина рассмеялась и поднялась:
– Если вы в душ, то не надо дверь закрывать. На всякий случай. А то у вас всю ночь давление скакало. Сначала рухнуло, потом поднялось. А потом спазм – вы вообще задыхаться начали. Так что…
Лева схватил чемодан и покатил его в сторону ванной. Уже прикрывая дверь, услышал ироничное:
– Пациент скорее жив.
И какое-то обидный и очень многообещающий смех.
Так. Что с
Ирина. Ее слова. Жестокие. Как вонзающийся нож. В чем-то справедливые. В чем-то – нет. Но от них как-то сразу стало больно дышать.
А потом? Провал.
Вода рухнула на голову. Стало чуть легче. Но вопросы-вопросы-вопросы. И главный. Концерт. Он его отработал?
Очень болела спина, как будто он ударился ей несколько раз. И нос. Лева его попробовал. Чуть отек, но не сломан.
Кряхтя, как старик, вылез из душа, оделся. И вышел в люди. Узнавать правду.
Когда он вышел в гостиную, то воцарилась мертвая тишина. Три пары глаз уставились на него так недобро…
Лев пожалел, что медработник ушла. В конце концов, неизвестная ему женщина давала клятву Гиппократа и не должна была позволить вот этим вот… как их точнее назвать… растерзать его.
Баритон увидел, как Сергей вдыхает во весь объем своих легких воздух, как складываются губы у Артура, прочитал, какое слово тот сейчас произнесет… Но… никто ничего не успел.
Олеся произнесла – негромко и четко, не повышая голос, замысловатую, выразительную, очень емкую матерную тираду, посвященную Леве и его манере поведения.
Мужчины с изумлением уставились на учительницу русского языка, которая просто поражала их воображение обилием словоформ, сочетаемости и оборотов.
– Я концерт отработал? – с ужасом спросил у коллег Лева.
– Да плевали все на этот концерт! – рявкнула Олеся. – Ты понимаешь, что мы за тебя, дурака, переживали! Что мы подумали, когда тебя найти не могли по всему городу. В тебе подростковые загоны проснулись? Так набери смс. Я живой! Остальное все – неважно.
И она вышла, хлопнув дверью.
Лева жалобно посмотрел на остальных.
– А Ванька где?
– Домой улетел сразу после концерта. К семье.
– А… Нос у меня почему опух?
Тенор и бас переглянулись и заржали.
– Ты как только за кулисы зашел после концерта – рухнул как подкошенный.
– Никто и среагировать не успел.
Глава восьмая
Душа просит покоя, сердце просит любви, тело просит разврата.
Никому ничего не даю, все сидят злые.
(С) старая, бородатая шутка, но от этого не менее классная)))))
Воскресенье. По дому льются звуки. Саша и пианино. Саша и музыка. Мда. От осинки не родятся апельсинки, вот уж точно.
Нет, они занимаются еще шахматами, плавают в бассейне и по воскресеньям ходят либо в музеи, либо в театры – благо сейчас для детей этого всего очень много всего. И это счастье – смотреть, как горят глазенки ее мальчика-почемучки, которому все интересно, и так же точно, как и ей все в радость.
Но музыка… Музыка – это наше все.
– И… ручку более округлую, как будто шарик держишь.