Не рычите, маэстро, или счастье для Льва
Шрифт:
– Эммммм. Ира?
От плиты раздался веселый, заразительный смех, тут же одобрительно басовито гавкнула Джесси. Зашипело, обидевшись, что про него забыли, кофе.
– Что смешного? – нахмурился мальчик.
– Я просто…
– Ловлю, - спохватилась Ирина. И сняла турку с огня.
– Так можете? – требовательно проговорил Саша.
– Могу, но у меня проблема. Я не знаю, кто такие «Смешарики».
Саша посмотрел на него с сочувствием.
– А когда вы были маленьким, вы какие мультики смотрели?
Лев стал вспоминать. Ничего на
– Ну, «Утиные истории» какие-нибудь, - стала подсказывать Ирина. – «Черный плащ»?
Лева отрицательно покачал головой.
– «Я – ужас, летящий на крыльях ночи»? Тоже нет?
Ирина и Саша переглянулись.
– Кошмар! – сказали хором.
– С детством у тебя было что-то странное, - решила женщина и протянула ему белоснежную чашечку костяного фарфора.
– Не знаю, - растерянно ответил Лева. – Мне всегда казалось, что нормальное. И хулиганил я, и в футбол играл. Вот с мультиками как-то не сложилось.
– Ясно, - ответила Ирина. И в голосе ее он услышал: «Будем просвещать». – Но сначала кофе, пока не остыл.
Взрослые чинно общались за кофе. К нему Лева получил еще и огромный бутерброд. Саше выдали молоко с медом. А потом. Потом Лева смотрел мультики. И хохотал до слез. Подбирал он, в конечном итоге, и «Кто в ночи на бой спешит, побеждая зло…» - пели хором. На три голоса. И дирижировать он успевал. И «От винта…» из «Смешариков» - в результате, насмеявшись, он скачал припев себе в телефон и поставил звонком на всех остальных «Крещендовцев». Идеально же! И… много чего еще – даже он как-то и забыл на этот вечер, что пианино с ужасным звуком и несколько клавишей не держат строй. Посиделки как-то быстро переросли в ужин, который Ирина готовила, пока они с Сашей музицировали. Мальчик – он вдруг понял, что даже в мыслях боится называть его сыном – все схватывал на лету.
Было совсем поздно и задерживаться было совершенно неприлично. Он стал прощаться, получалось как-то неловко.
– Вы придете еще? – спросил у него Саша прямо.
Лев только растерянно посмотрел на Ирину.
– Если у нашего гостя будет время, - тихо проговорила женщина.
– Будет, - Лев посмотрел ей прямо в глаза.
– Тогда добро пожаловать.
Саша был отправлен чистить зубы и умываться.
– Ты просто потряс его воображение.
Получилось как-то недобро. Лева даже поморщился – такой разительный контраст с чудесным, добрым вечером, ради которого стоило прыгать с самолета на самолет, рискнуть и приехать в Питер, несмотря на острую нехватку времени и – самое главное – свои страхи.
– Если бы про то, что я появился – и исчезну…
– Просто через несколько дней декабрь. И…
– У меня плотный рабочий график, - Лева отчего-то начал злиться. – Особенно в декабре. А еще в феврале. И… весь этот год. Пусть так часто, как мне бы хотелось, навещать Сашу не получиться, но все же…
– Просто если он привяжется.
– Ирина. В конце концов – это ты мне ничего не сказала.
– Ты бы мог взять трубку. Или ответить на смски.
Замечательно! Теперь они стояли
– Да не получал я никаких смсок.
– Да что ты!
– Ну, посмотри у себя в телефоне. Ты не отсылала на мой номер ничего. Посмотри. Я тебе звонил. Проверь по сообщениям на мой номер.
– Чтоб ты знал – у тебя номер не высвечивается.
– Да? А, мне же Олег выставлял.
– Олег?
– Начальник охраны.
– У тебя и охрана есть?
– Не у меня.
Ирина унеслась на кухню. Вернулась через мгновение с телефоном.
– Вот!
И показала на сообщение, пятилетней давности.
– Я сохранила!
Лев посмотрел на сообщение – все очень нейтрально. Объяснения, кто она такая. Действительно, по имени, которое он и не знал, ее бы он и не вспомнил. Дурацкая история… Какая… дурацкая.
– Тут цифры местами перепутаны. В конце. У меня телефон на «девять-три» заканчивается. А тут «три – девять».
…
Это был какой-то дурацкий понедельник. Из разряда «В понедельник Штирлица повели на расстрел. Да. Неделя не обещала быть легкой». А все почему? Да потому, что нельзя и близко подходить к работе, а тем более к студентам и коллегам с дурацкой счастливой улыбкой, в состоянии ненормальной любви к миру и его окрестностям.
Окружающие это чуют. И начинают решительно окружать.
– Я прошу вас! – стонала перед ней чья-то мамочка, заламывая руки. И хорошо, что только свои. – Дайте Светочке шанс.
– Простите, - осторожно проговорила Ирина, - какой шанс. Дополнительная сессия закончилась еще в сентябре. Сейчас конец ноября. Ваша дочь отчислена. И я, кстати, не помню, чтобы она активно приходила на пересдачи.
Честно говоря, девицу эту она вообще не помнит. Конечно, память у нее на студентов послабее, чем у бабули. Та вообще помнит всё и всех, но…
– Но девочка просто не знала, что надо прийти! Вы ей не объяснили, насколько все серьезно.
– Послушайте, это университет, в конце концов. Может быть, ваша девочка просто не хотела знать?
– Что вы такое говорите. Я буду жаловаться.
Ирина только головой покачала. Жаловаться. Снова. В добрый путь.
– Ирочка, - беззвучно кричала из-за спины заполошной мамаши лаборантка их кафедры, делала большие и страшные глаза и всем своим видом изображала, что нужно куда-то бежать со страшной скоростью.
– Простите, мне надо идти.
Она обогнула женщину и направилась к лаборантке, хотя больше всего хотелось удрать, запереться в кабинете. А еще лучше – забаррикадироваться. И просто пережить этот понедельник.
С тяжелым вздохом посмотрела на Олечку.
– Новый год! – торжественно объявила та.
– Зима близко. И?
– Номер художественной самодеятельности.
– Слушайте. Китаисты на новый год традиционно поют «Катюшу». И все на этом. Вот что в этом году-то не так?