Не сгинуть в раю!
Шрифт:
Еще одна оборванная замухрышка, опасливо обходя надзирательницу, тайком приносит небольшую баночку.
А у меня в потайных карманах не только запас лекарств на все случаи, но и минимедроб. И несколько простейших запасных мику.
Однако передать это женщинам при туземке я не смогу. Придется ждать до вечера. Судя по поведению пленниц, надзирательница не очень-то им сочувствует.
Она уже закончила с освещением и молча раздает пленницам небольшие доски и коробки с какими-то вещичками. Женщины рассаживаются на принесенное из ниш
У очага, несмотря на злобный пинок туземки, остается только врачевательница. Она продолжает обрабатывать страшные раны полковника, изредка поднося к его губам плошку с водой. Но Сид еще не пришел в себя и потому пить не может. Зато очнулась девушка. Застонав, попыталась поднять голову и вновь впала в беспамятье.
Как я дожил до вечера, не ворвавшись в эту подземную тюрьму, и не придушив своими руками аборигенку, не могу объяснить даже себе. Просто сидел, уткнувшись лицом в колени, и с ненавистью рычал про себя самые ядреные выражения из своей обширной коллекции, собранной не в одном мире.
В старое время в моем мире была предусмотрена смертная казнь для таких подонков, какие гуляли сейчас где-то над моей головой. Потом ее отменили, посчитав негуманной. И я много лет искренне считал, что это было правильное решение. А сейчас вдруг понял, что глубоко ошибался. Когда видишь нечеловеческую гримасу издевающегося над беззащитной жертвой монстра, становится предельно ясно, его не исправит никакое наказание. И не вылечит никакой врач. Да и не стоит никого лечить. Каждый должен знать, что за любой бесчеловечный поступок виновный должен отвечать полной мерой. Но не только тот, кто его совершил. Казнив преступника, нужно наказать и тех, кто его воспитал. Жестоко наказать, примерно. Чтобы люди, не умеющие правильно воспитывать детей, и близко к ним не подходили.
Судя по времени, закат над городом давно отгорел, а пленницы в подземелье все работали. Надзирательницу давно сменила другая, привезшая на платформе стандартные пакеты с обедом. По одному на двоих. Я сразу вспомнил директора гостиницы, неприкрыто складывающего продукты в корзины и еще раз выматерился. Теперь уже на себя. И почему мне не пришло тогда в голову сунуть в корзину жучок? Возможно, все пошло бы по другому сценарию.
Наконец аборигенка подала сигнал, и пленницы стали сдавать ей свои поделки. Я злобно хмыкнул. Завтра восторженные туристки будут покупать в лавках сувениры и ахать от восторга.
– Это делают туземцы своими руками!
Женщины молча погрузили коробки на платформу, а надзирательница собрала тем временем фонари. Наконец она дернула тросик и со скрипом уехала вверх, оставив пленниц в полутьме. Лишь один маленький фонарик освещал шахту.
– Нара, поставь чайку! – устало буркнул кто-то, собирая потрепанные подстилки, – хоть горячим живот погреть.
Будет вам девочки горячее, все вам будет!
Лишь только несколько последних прутьев
Чтобы не испугать пленниц, вновь натягиваю юбку и вешаю за спину давно собранный тючок. Последний прут перепилен, и я, подхватив тяжелую решетку, отставляю ее в сторону. Если все пойдет по моему плану, она еще может сыграть свою роль. Сбрасываю вниз заранее закрепленную лесенку и начинаю спуск.
Я уже успел пройти большую часть пути вниз, когда женщины, вымотанные работой и голодом, наконец, заметили лестницу и меня на ней. С испуганным вскриком отшатнулись от костерка, на котором грели пустую воду.
– Ш-ш-ш! – шикнул я, – Тише! Это свои!
– Кто?! – недоверчиво пискнул дрожащий голосок.
– Туристка.
– Врешь!
– Зачем мне врать?! – осведомился я, ступая на пол. – Больные где?
– Там! – С опаской показала на нишу женщина, лечившая Сида с латиянкой.
– Сварите пока! – сунул я пленницам несколько пакетов супа, приготовленных заранее.
После голодовки нельзя сразу наедаться, но женщинам понадобятся силы, поэтому в обычные супы я добавил калорийных концентратов.
Больных в нише оказалось трое, мои попутчики и метавшаяся в жару изможденная женщина. С болью поворачиваю к себе лицо латиянки и замираю. Кинти.
Одев всем троим на руки запасные мику, достаю медроба и кладу на грудь Сида. Его помощь и опыт могут оказаться весомым фактором в борьбе с рабовладельцами.
Медроб возмущенно замигал сразу всеми красными огоньками, сердясь, что ему достался такой запущенный пациент. Знал бы ты, что это еще не худший вариант, горько усмехнулся я и вылез из ниши.
Женщины, что-то горячо обсуждавшие шепотом, сразу стихли, с тревогой уставившись на меня.
– Сколько вас? – мягко спросил я, хотя знал точное число.
Но не хотел объяснять, каким путем его получил.
– С теми? – поинтересовалась врачевательница.
– Нет.
– Двадцать три.
– Меня зовут Марта, – киваю ей, а тебя?!
– Меня – Кира, – помедлив, отвечает она.
– У меня есть мику. Семнадцать штук. Но десять из них подкожные. Их поставим тем, кто послабей. Остальными будете пользоваться по очереди. Предлагаю поесть и начинать собираться. Пока вы едите, я буду ставить мику. Потом подождем, пока смогут встать больные и уходим.
– Куда?
– В тоннели, потом наверх. Я знаю путь.
Про то, что знаю не я, а разведавший дорогу миниробот, просигналивший эту новость под вечер на мой мику, говорить я не собираюсь.
– Лона не встанет! – неверяще качает головой женщина, что пекла лепешки. Сана, кажется.
– Значит понесем. – Категорично заявляю им. – Но уходить нужно всем! Оставшихся эти звери убьют!
– Мы не единственные рабыни в этой стране! – Почти кричит Лиза. – Если мы уйдем, их убьют!
– Откуда ты знаешь?