Не совсем мой, не совсем твоя
Шрифт:
Ник включил музыку. Леонард Коэн, очень романтично. Откинувшись на подголовник, Ксения поглядывала сквозь ресницы на мелькающие за стеклом попутные машины, дома, заборы, витрины магазинов и все пыталась понять – как же так? Почему этот совершенно незнакомый мужчина вдруг стал ей ближе и желаннее, чем все остальные? Чем даже Игорь, самый преданный из поклонников… I’m your man. [2]
На этот раз все было несколько иначе. Спокойно, без спешки, без надрыва. Ксения даже позволила себе пройтись по квартире, которую мысленно окрестила «домом свиданий», и осмотреть
2
Я твой мужчина (англ.) – композиция Леонарда Коэна.
– Твой старый знакомый, он кто? Искусствовед? Сотрудник музея?
– Художник-декоратор, – откликнулся Ник из соседней комнаты.
– Вы давно знакомы?
– Целую вечность.
Ник появился на пороге, держа в руках большую плоскую коробку, похожую на коробку с красками. Через плечо его была переброшена какая-то атласная занавеска с золотым шитьем. В углу рта дымилась сигарета. В мундштуке! Ксения покатилась со смеху.
– Ты, возможно, не догадываешься, – начал он, раскладывая все это на журнальном столике, – но у меня есть мечта. Она появилась в тот день, когда я увидел тебя сидящей за столом рядом с этим атлетически сложенным красавцем по имени… Игорь, да.
Говоря, он не выпускал изо рта сигарету, поэтому речь его звучала не совсем внятно.
– Что это? – Ксения подошла поближе, с любопытством глядя на коробку.
– Театральный грим.
– Господи!
– Раздевайся. – Жестом фокусника Ник развернул занавеску, которая оказалась вовсе не занавеской, а чем-то вроде туники. – Я собираюсь поработать над твоим имиджем.
И вот она стоит перед ним совершенно обнаженная, вздрагивающая от прикосновения кисти, которая вначале покрывает ее лицо и грудь золотой краской, а потом, когда краска подсыхает, выводит по золоту причудливый черный орнамент. Черным же подведены, как на египетских фресках, ее глаза и брови, что делает ее похожей на супругу фараона.
Ник расчесывает ее волосы, длинную, ровно подстриженную челку. Надевает ей на шею странного вида украшение из плоских прямоугольных пластин. Пластины не шлифованные, шероховатые, а между ними на крученую шелковую нить нанизаны перламутровые бусины. Ксения с трудом узнает себя, знакомым остается только тело, но когда Ник торжественно облачает ее в расшитую золотом тунику, от прежней Ксении не остается совсем ничего. Свое лицо он тоже раскрашивает черным и золотым. Черные уреи [3] извиваются на щеках, черный контур подчеркивает верхние и нижние веки.
3
Урей (уреус) – священная змея, символ власти фараона на земле и на небе.
Медленно он кладет руки ей на плечи, поворачивает и подводит ее к зеркалу.
– Владычица Ра-неферу, – шепчут тронутые золотой краской губы. – Красота Ра, бога Солнца.
Не отходя от зеркала, вернее, от зеркальной дверцы шкафа (господи! и здесь тоже!), Ксения опускается на колени и смотрит, смотрит, смотрит как завороженная на своего прославленного господина, священного царя, коронованного богами, носителя Белой Короны Юга и Красной Короны Севера, правителя Нижнего и Верхнего Египта. И если фараон является
Бог – Вечен, вечен и бесконечен, и пребудет вовеки. Он существовал неисчислимые века и будет пребывать вовеки. [4]
Раскрашенное лицо бога с полуприкрытыми глазами склоняется над ней ниже и ниже, заставляя ее искать спасения в царстве грез. Руки бога скользят по ее распятому на ковре телу, язык бога глубоко проникает в ее рот. Как пожелаешь, солнцеподобный… Ты можешь любить меня как пожелаешь…
Ни один человек не знает, как познать Его. Имя Его остается сокровенным. Имя Его – тайна для детей Его. Имена Его бесчисленны, они различны, и никто не знает число их.
4
Здесь и до конца главы: Уоллис Бадж. Египетская религия. Египетская магия / Пер.: «Новый Акрополь».
Ей нравится, что время от времени он начинает отдавать ей распоряжения: сделай то… сделай это… двигайся… повернись… Он говорит это тоном, не терпящим возражений. Так, словно ни минуты не сомневается в том, что приказ будет исполнен. От их разгоряченных тел поднимаются золотистые испарения. В воздухе тают прерывистые вздохи, обрывки слов, невнятные восклицания…
Бог есть отец богов и отец отцов всех божеств. Он заставил Свой голос звучать – и появились божества, и боги стали существовать после того, как Он заговорил устами Своими. Он есть великий Мастер, изначальный Гончар, который сотворил людей и богов руками Своими.
– Я знал, что в таком виде ты будешь неотразима.
– Да? Почему?
– Ну, эта твоя стрижка с челочкой «под египтянку»… Твои удлиненные глаза… Ты красишь волосы?
– Да.
– Так я и думал. Но зачем в черный цвет?
– А в какой еще? В рыжий?
– А какой твой собственный цвет?
– Темный шатен.
– Нужно взять краску на полтона темнее. Ладно, я сам тебе подберу…
Небеса покоятся на голове Его, и земля служит опорой Его ногам, небо скрывает дух Его, земля скрывает образ Его, и подземный мир заключает в себе тайну Его.
Позже, когда золото и сажа были смыты с лиц и тел и усталые любовники растянулись на ковре, почти не касаясь друг друга, пальцы Ксении, лениво скользнувшие сверху вниз по руке Ника, опять нащупали огрубевшие лунки шрамов. Не стоило – безусловно, не стоило! – напоминать ему об этом, но держать свои страхи при себе она была, увы, не способна.
– Ты уверен, что эти люди оставили тебя в покое?
Ник слегка вздрогнул и, чтобы это было не так заметно, изменил позу. Закинул руку за голову.
– Думаю, да. По крайней мере последние полгода они никак не напоминают о себе.
– А деньги? Ведь теперь ты должен Илоне… или нет?
– Я возвращаю ей понемногу. Надеюсь к следующему лету расплатиться окончательно. – Ник помолчал. – Сначала она отказывалась, уверяла, что это вовсе не обязательно – при условии, что я не променяю ее ни на какую другую женщину. Но я сказал, что считаю нелепым связывать себя такими обещаниями, поскольку у меня, как и у всякого человека, должно быть право выбора: жить с женщиной или уйти от нее. Более того, если она будет ставить вопрос таким образом, я уйду немедленно. После этого она сдалась. Поняла, что я не шучу.