Не спешите нас хоронить
Шрифт:
— Да! Понял! Но поймёт ли Всевышний? Вот это — вопрос!
Мой новый механ — весельчак по прозвищу Ковакс, гнал что есть сил. Ковакс был типичным гонщиком, и это был его минус и его плюс одновременно. Он не жалел ни нашу бронированную машину, ни людей, которых перевозил. Машину он небрежно называл железом, и выжимал из этого железа все последние соки, а людей называл дровами, которые нужно как можно быстрее доставить «к месту выгрузки» и скинуть с брони «пока
Иногда безумные гонки Ковакса спасали нам жизнь: офигевшие от нашего неожиданного появления, духи не успевали сообразить, как нашу бэшку обстрелять, и давали нам шанс улизнуть невредимыми; но иногда поспешность Ковакса выходила нам боком, мы сами чуть не лишали себя жизни, попадая в нелепые аварии и необязательные катастрофы.
Коваксом молодого бойца нарекли деды. В честь забавного английского мультипликационного персонажа, неуклюжего великана-медвежонка, который на протяжении всего бесчисленного количества серий, просмотренных нами ещё до войны в части, повторял с экрана всего три фразы: «Я — Ковакс. Я хочу есть! Я голоден!». Молодой механик-водитель тоже всегда хотел есть и, к тому же, в течение дня напоминал окружающим об этом минимум раз сто, вот и стал нашим местным прожорливым Коваксом.
Мы выгрузили разведчиков в указанном нам офицером месте, у непострадавшей от бомбёжек стройной шестнадцатиэтажки, возвышающейся прямо за дудаевским дворцом, и только развернулись, чтобы отправится за новой партией десанта, как заметили, что последний, спрыгнувший с брони боец, чуть отбежав от нашей коробочки, выронил автомат и упал на спину. Ковакс ударил по тормозам, и я, выскочив через задний десантный люк, схватил бойца за шкирку и втащил его в бэшку.
В такт рывку Ковакса, я плюхнулся на сиденье и, подтянув раненого себе на колени, бегло осмотрел его. Входное пулевое нашёл сразу — пуля снайпера пробила бронежилет и вошла чуть пониже сердца. Не повезло пацану, не помог жилетик, снайпер был слишком близко, вот и пробило.
Осторожно стащив с бойца броник и бушлат, я разорвал тельник, свернул его в тампон, прижал к ране, попытавшись остановить кровотечение. Получилось. Крови почти не было, но боец оставался без сознания, и лицо его стремительно белело, он умирал прямо у меня на глазах. Я вколол невезунчику промедол и ощупал его туловище в поисках выходного отверстия пули, но ничего не нашёл. Значит пуля, прошив броник снаружи и пройдя в тело, потеряла убойную силу и, не сумев пробить бронированные пластины изнутри, срикошетила назад в тело. Все органы порвала ему наверно. Вот не везёт, так не везёт. Поискал у него документы, и документов нет никаких. Если помрёт — опознают его, нет? Ладно, если где-нибудь по близости окажутся служаки, а если нет…
Бэшку зверски тряхнуло, и я, горным козлом подскочив над седушкой, ударился башкой о броню.
— Ё… — прошипел Ковакс, — В нас попали… Гусеницу сорвало!
Пришлось оставить раненого и выскочить наружу. К счастью — ничего страшного, попали в нас, скорее всего, гранатой из АГСа и ничего особо не повредили, но с места сдвинуться мы пока не сможем. Точно.
Я пробежал вокруг бэшки круга три, и только потом заметил, что нас
— Эй, пацаны! Мы здесь! Я — Чумазый из 324-го! Бегом сюда, — из окна дома, у которого мы встали, высунулась промасленная солдатская рожа в каске, — бегом, пока вас не дожали!
— У нас раненый. Он окочурится, если ему не помочь! — спрыгнул на землю Ковакс. — Кто-нибудь из вас шарит, как его откачать?
— Тащите его сюда, а машину свою бросайте, её бахнут, бля, не бахнули сейчас, так позже!
Вдвоём с Коваксом мы вытащили раненого и, через оконный проём, передали его Чумазому. Раненого подхватили несколько рук, унесли.
— Что делать будем? — посмотрел на меня Ковакс.
— Не знаю…
С бешеными самурайскими криками, перемешанными с нецензурщиной, из окон первого и второго этажей дома напротив, повыпрыгивали бойцы и побежали к нам:
— Чё стоим? Духи сюда прут! Тикать надо! Гаситесь! — прокричал один из них и нырнул в окно к Чумазому.
— Пацаны, пошли с нами! — залезая туда же, предложил другой. — Бегите, пока не поздно! Там боевиков — орда с граниками!
— А с коробочкой нам что делать?
— Подорвите её нахер! Гранаты в люк — и делу конец! Что её, духанам что-ли оставлять? Шевелитесь давайте, мы вас долго ждать не будем! Отходим, у нас проход есть, через канализацию. Прямо к блокпостам у Сунжы выйдем!
— Ну что, подорвём? — долго не думая, полез в карман за гранатой Ковакс.
— Да ты обалдел что-ли? Её духи ни разу поджечь не смогли! Сколько раз она меня спасала, родимая! Не дам её жечь! — я оттолкнул Ковакса и похлопал по броне, — Ага, тебе не жалко, ты на ней три дня, а я — всю жизнь!
— А чё ты так? Всё равно, бэшка — вещь казённая, домой ты её забрать не сможешь. Подорвём! Спишут на боевые!
— Ты иди с ними, а я здесь потусуюсь, может и прокатит нашару, — решился я.
— Смотри сам. Я, как найду бэтэр или танк, сразу приеду. Дёрнем потом её до наших. Не обижайся только.
— Всё нормально, беги уже!
— Ладно, Усман, счастливо!
Только Ковакс полез к торопящимся отойти к блокам бойцам, как из поворота вырулила БМП-2 и, громыхая траками и подбадриваемая криками сидящих сверху бойцов, остановилась у моих ног. Чуть не сшибли насмерть, идиоты!
— Кто? Откуда? Чего стоим? — высунулся из люка командир.
— Да мы не местные, из Генштаба мы, только вот прилетели к вам в президентском самолёте со стюардессами в коротких юбчонках! Хотим проверить наличие свежего белого хлеба с чёрной зернистой икрой в ваших сухпайках! — разошёлся Ковакс.
— Хватит трындеть, ты, балабол! Мы куда отсюда выедем? Дорогу знаете?
— А прям к Дудаеву на блюдечко и выедешь! — Ковакс никак не мог остановиться.
— Знаем, знаем, — я вступил в переговоры. — Нас туда подцепите?
— А чё такое?
— Да вон, проблемы некоторые есть, — указал я на нашу бэшку. — Гусеница, траки. Да фигня, дотащите!
— А далеко? — засомневался командир двойки.
— Пустяки. За углом!
— У нас ещё раненый есть. Помрёт скоро без помощи! — Ковакс вошёл в раж. — Или не веришь, генерал?