Не стану взрослой

Кузечкин Андрей Сергеевич

— Девчонки! Это мой друг Макс, приехал ко мне из Москвы на недельку. Макс — это Валя и Иришка, учатся со мной на одном курсе.

Макс кивнул, слегка приподняв козырек бейсболки.

— Привет! — сказала рыжая Валя.

— Из Москвы? Вот здорово! — прощебетала темноволосая Иришка. После этого обе повернулись к Косте, более не обращая на Максима никакого внимания. Не заинтересовались. Тот со спокойной совестью воткнул в уши наушники плеера и двинулся вслед за Костей и двумя его однокурсницами.

Нужно было вникнуть в музыку эмо. Максим

специально залил в плеер подборку разных коллективов, чтобы ознакомиться со стилем в целом. Стиль изумлял разнообразием. Первая песня напоминала поп-панк, вторая относилась скорее к хардкору, с гитарным ревом и нечленораздельным рыком вокалиста, а третья была лирической балладой под акустическую гитару в сопровождении небольшого струнного оркестра. Общим было только настроение, для которого придумали столько разных названий: грусть, тоска, депрессия, печаль, уныние, подавленность, одиночество, боль, потерянность, ненужность. И настроение сливалось слушателю. Забавно: а Максим и забыл, как это — депрессовать, последние несколько лет на это просто не было времени. Можно поностальгировать немножко.

Он шагал, мотая головой в такт ударным, с двух сторон лупившим по барабанным перепонкам.

Жаль только, что музыка совсем не подходила под пейзаж. Максим вспомнил свой родной город, где пакеты с мусором валяются прямо на улицах, потому что не хватает мусорных контейнеров, где продажа алкоголя после 18.00 запрещена, поэтому все нажираются задолго до, где совсем нет наркоманов, потому что на наркотики ни у кого нет денег. Все угрюмо, и не только свалки, неуклюжие гаражи и допотопные дома-бараки, но даже сам воздух какой-то мрачный. Дыша им, так и хочется полоснуть себя по венам. Здесь все иначе, и Максим это понял тут же, как приехал. И каждую минуту — новое подтверждение.

Они шагали по широкому бульвару. Под подошвами кроссовок чувствовался горячий асфальт. Вокруг — гуляющие люди, а еще палатки с мороженым, бочки с квасом, уличные художники, предсказатели судьбы. Проходя мимо старика-хироманта, что-то объяснявшего худенькому кудрявому юноше с наивным взглядом, Максим ненадолго вынул наушник из правого уха и услышал:

— …У тебя глаза воина. Ты большие подвиги совершишь на поле битвы…

Юноша недоверчиво, но польщенно улыбался. Старик был похож на Деда Мороза в отпуске и выглядел очень, очень добрым.

«Ну и дела, — усмехнулся Максим. — Глаза воина! Обычный ботаник. Разумеется, этот дедок всем говорит только хорошее. И люди к нему приходят не за предсказанием, а за хорошим настроением. Продавец хорошего настроения — чем не профессия?»

Попадались лотки с мягкими игрушками. Максим тщательно обшаривал их взглядом: нет ли плюшевых панд? Он бы с удовольствием приобрел себе одну. Но бамбуковых мишек, увы, не наблюдалось.

А Константин не соврал: красивых девушек в этом городе просто девать некуда. Хотя в жару все девчонки кажутся красивыми, потому что их загорелые тела лишь чуть-чуть прикрыты тряпочками. Но если присматриваться

к каждой по отдельности… Хотя зачем присматриваться? Максим, кстати, никогда не пялился на прохожих девушек и тем более никогда не провожал взглядом. Ну, девушка. Ну, красивая. И что?

А школьников! Плюнь — попадешь в малолетнего. Вот идет какая-то голенастая цаца лет двенадцати, в шортиках и топике, а за ней — целая толпа мальчишек того же возраста. Что характерно, половина из них — длинноволосые, кажется, здесь это модно и можно, и никто не прицепится. Что-то ей говорят. Интересно, что? Наушники — вон.

— Лен, а Лен! А мы с тобой не дружим!

Девочка прошла мимо, не опуская вздернутого к самому небу носика. Мальчишки — за ней, продолжая нудить про «мы с тобой не дружим». Поразительно. Максим попытался вспомнить, чем он занимался в их возрасте… Нет, лучше не вспоминать.

Мимо на роликовых досках пронеслись двое в наколенниках, шлемах и просторных спортивных футболках. Парень с девушкой. Скорее всего, влюбленная парочка. Этот город нравился Максиму все больше и больше — просторный, полный солнца и осязаемой каким-то шестым чувством доброты. Впечатление, конечно, обманчивое. Любое впечатление, увы, обманчиво. Вопрос только в том, верить ли впечатлениям? Максим был в настроении верить.

А вот какая-то немолодая парочка, перезрелая рыхлая тетка в полупрозрачной блузке и потный мужик с неопрятными усами. Ругаются. Интересно послушать.

— Я тебя последний раз спрашиваю: кто у тебя, кроме меня? — кричит тетка.

— А ты не знаешь, что ли… — устало и виновато отвечает ее спутник.

— Не знаю! Кто?!

— Ну, как кто…

— Кто, я тебя спрашиваю?

— Жена…

— Да я знаю про жену! — тетка готова лопнуть от злости. — А еще кто?!

Забавно.

От шагавшей впереди троицы отделилась одна из девушек, Валя, и замерла на месте, дожидаясь неспешно плетущегося Максима. Пришлось опять извлечь наушники из ушей.

— Максим, а ты в Москве где конкретно живешь?

Что бы такое соврать, чтобы побыстрее отстала?

— Ну, я не в самой Москве живу, не в центре, а в Люберцах.

— Учишься? Работаешь?

— Учусь. В железнодорожном техникуме.

— На машиниста, что ли? Так здорово! По всей стране будешь ездить! А что ты слушаешь? — она взяла в руки мотавшийся без дела наушник, поднесла к уху и тут же отдернула голову — слишком громкой была музыка.

— Тебе это нравится? — удивилась она.

— Угу. Люблю, чтоб по мозгам долбало.

— Смотри! Оглохнешь!

— А ты что, доктор?

Валя наконец поняла, что собеседник Максиму не нужен, и вернулась к Косте с Иришкой. Максим мысленно сказал: «Хе!»

— Макс, не отделяйся, у нас тут Иришка интересную историю рассказывает, — сказал Костя, остановившись и подождав, пока Максим его догонит. — Иришка, продолжай.

— Ну, вот. Он мне говорит: Камилла, у вас такой приятный голос…

— Камилла? — вздрогнул Максим.