Не страшись урагана любви

Джонс Джеймс

— Я бы не рассказывал Лаки об этом. И никому. Чего не знаешь, то и не волнует, а из-за этого они только расстроятся — и зря, без всяких оснований.

Грант кивнул, и они поплыли к корме.

На катере Бонхэм сразу начал есть, поскольку до погружения оба они не ели. Но Гранту не очень-то хотелось. Он в одиночестве уселся на корме. Страх уже прошел, но слегка угнетала мрачная мысль о том, что и впрямь моглослучиться. Он и вправду мог отдать концы, как говорят мальчишки. И тут он ощутил чью-то ладонь на своем плече, глянул и увидел, что

это Лаки. Она не сняла руки.

— Что случилось?

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Что-то случилось. Я не знаю, что. Но ощущаю.

— О, я просто попал в старую сеть, которую какой-то идиот выбросил за борт.

— Это опасно.

— Нет. Но могло быть. Но рядом был Бонхэм, — солгал он.

— Он просил, чтобы ты не говорил мне?

— Нет, — снова солгал он. — Зачем? Иисусе, это пустяки.

— Тогда почему же ты мне не сказал?

— Зачем? Я собирался сказать, — в третий раз солгал он. — Позднее.

Она глянула ему в глаза, и в ее голубых глазах гнева уже не было.

— Ах, Рон, нам надо прекратить это.

— Знаю, — ответил он. — Я же сказал, это пустяки.

— Дети в лесу, — сказала она и глянула через залив на Палисадоуз. — Если мы потеряем друг друга, мы просто потеряем почти все.

— И это я знаю, — откликнулся он. Дуг и Франсуаза, Рене и Лиза разговаривали с Бонхэмом в крошечной кабине. Поскольку Джим Гройнтон отказался от поездки, Бонхэм должен был все делать сам, он запустил мотор и одной рукой вертел штурвал, а в другой держал огромный бутерброд с ветчиной. Лаки отвела взгляд от Палисадоуз и снова посмотрела на него.

— Даже ныряние и Бонхэм не стоят того, — сказала она.

Грант взял ее ладонь в руки.

— Конечно, не стоит. Ничто того не стоит.

— Я не могу теперь отвечать за все, что было до встречи с тобой, — не требуя ответа, сказала Лаки.

— И это я знаю, — ответил он.

— Не хочешь поесть?

— Через минутку. Устал немного.

— Я принесу тебе сандвич и пиво, — сказала она.

— О'кей.

В отеле он рассказал ей о спасательных работах, что следовало бы сделать раньше, о двенадцати бронзовых пушках, и о том, что он хочет участвовать в этом.

— И тогда мы все закончим. Мы вернемся на север, в Нью-Йорк. Если только они не приготовят к тому времени первое плавание на шхуне.

Они только что занимались любовью, и он лег на нее, чтобы дать ей, возможно, наилучший оргазм, которого он когда-либо добивался. Они лежали бок о бок, поперек покрытых простынями сдвинутых двойных кроватей.

— И мы можем жить у Эвелин де Блистейн и одним выстрелом убить двух зайцев, — сказал он.

— Но эта... эта «спасательная операция» — главная причина, по которой мы туда едем? — спросила она.

— Ну, скажем, одна из главных. Этот парень, Хит, снова сегодня остановил меня — прицепилсяко мне, как...

А Бредфорд Хит это и сделал. Он остановил его на террасе, когда они возвращались с пикника-ныряния, и был особенно противен, даже для Хита.

— А, привет, Грант, — так это началось. И он встал прямо перед Грантом, так что тот вынужден был остановиться. —

Ну, полагаю, похоже, что ваша старшая приятельница не будет говорить. И полагаю, я не могу добиться правды от вас, не так ли? — Он гадко улыбнулся.

Этого уже нельзя было переварить.

— Мистер Хит, почему я должен говорить вам правду? — улыбнулся он. — Почему я должен говорить вам правду о чем-либо? Если вы хотите понять мою жизнь, читайте мои пьесы. Там все есть. А теперь — извините. — Он обошел Хита. — На самом же деле, — выстрелил он напоследок, — моя жена и я, мы собираемся нанести визит графине и миссис Эбернати через несколько дней.

— Конечно же, нас не слишком затруднит маленькая манифестация дружбы, — говорил он Лаки, рассказав о встрече с Хитом. — И думаю, с Кэрол будет все в порядке. Ей же выгоднее. — Затем он усомнился. Был ли настоящей причиной Бредфорд Хит? Должны ли они ехать только из-за Бредфорда Хита? Или был другой, более глубокий мотив, тянущий его обратно? Может, подсознательное желание раскрыть карты? Может быть, — Ты так не думаешь? — спросил он.

— Ладно, — спокойно сказала она. — Если ты так считаешь. Я знаю, что вполне смогу управиться с этой дерьмовой матерью. — Она помолчала. — Чего я по-настоящему хочу, это иметь возможность любить тебя. — Она улыбнулась, а потом слегка вспыхнула. — Любить тебя, помогать тебе делать то, что ты хочешь, может, то, что должен делать. — И добавила: — Ты сегодня был великолепен, правда...

Грант положил ладонь ей на грудь.

— Знаешь, — медленно произнес он, — у меня возник замысел новой пьесы. Но я сам его еще не понимаю до конца.

— О чем?

— О подводном плавании. С маской,а не с прочей дрянью. — Он пожал плечами. — Расскажу подробней, когда сам лучше пойму. — Он помолчал и добавил: — Конечно, есть дюжина других замыслов. Это — лишь один из кучи.

26

Просто поразительно, сколько времени отнимает процесс передачи в долг сорока пяти сотен долларов. Следующий день полностью ушел на это дело. Грант и Бонхэм все утро провели в Королевском банке Канады в Кингстоне, доказывая, что Грант — это Грант, а Бонхэм — это Бонхэм, и переводя пересланные по телеграфу на имя Гранта деньги на счет Бонхэма в Кингстоне. А как только это было сделано, Бонхэму нужно было бежать в контору дока и внести тысячу долларов, чтобы они возобновили работы. День ушел на составление и подписывание бумаг у юриста Рене — сорок пять сотен под шхуну. Рене выступал свидетелем.

Шторм полностью прекратился (хотя в открытом море волнение еще сохранялось), и духота выжженных солнцем, пыльных, неухоженных улиц стала по-настоящему свирепой. На Тауэр Стрит был довольно элегантный бар с кондиционером (или на Барри Стрит?), и Грант с Бонхэмом (а днем и Рене), расхаживая по своим делам, каждый раз проходили мимо него. В то время популярным напитком было нечто, именуемое «Бычий выстрел» (водка в маленьком стакане с ледяным бульоном), и задолго до обеда Бонхэм и Грант уже досыта наелись этим холодным бульоном.