Не страшись урагана любви
Шрифт:
— Может, он ничего не мог с собой поделать. Может, он клептоман.
— Не-а, — ухмыльнувшись сказал Бонхэм. — Навряд ли.
— Я бы чертовски остерегался его как партнера, скажу тебе.
— Я уже говорил тебе, — сказал Бонхэм, — что он мне нужен. Нужен. Провернуть это дело. Без его катера Файнер уйдет. — И он неожиданно замолчал. И смотрел на стакан.
Грант повертел своим, поболтал им, рассматривая лед.
— Тысяча долларов, — наконец сказал он.
— Да, — подтвердил Бонхэм. Взгляда он не поднял.
— Только, чтобы они возобновилиработу.
— Да.
—
— Да? — сказал Бонхэм.
— Слушай. Как ты считаешь, сколько тебе нужно — абсолютный минимум, — чтобы все отладить и спустить ее на воду? Я имею в виду абсо-лют-ный ми-ни-мум!
— Не знаю, — ответил Бонхэм. — Как я говорил, думаю, от пяти до шести тысяч, возможно, шесть. Но некоторые вещи не абсолютно необходимы. Я имею в виду, их не обязательно делать, чтобы она поплыла.Может, четыре тысячи. Скажем, сорок пять сотен. Для верности.
Грант глубоко вздохнул и выдохнул.
— Ладно. Я хочу одолжить их тебе. Тебе нужно, чтобы судно было на воде.
Лицо и глаза Бонхэма вспыхнули, как рождественская елка.
— Не может быть! Правда, одолжил бы?
— Тебе нужно, чтобы судно было на воде, — снова сказал Грант. Он больше как бы объяснял свое решение себе, чем Бонхэму или кому-либо другому.
— Но ты же едва меня знаешь. Откуда ты знаешь, что я... Откуда тебе знать, что я подхожу для этого?
— О, полагаю, подходишь. Но слушай. Мне это вовсе не просто. Я не купаюсь в деньгах. Этот долг пробьет большую брешь в моем бюджете. Так что будь уверен. Будь уверен, что ты сможешь это сделать.
— О, конечно, — сказал Бонхэм. — Я смогу. Может, она не будет хорошенькой. Но плытьона будет хорошо. Она поплыветв любое место мира.
— Ладно, — сказал Грант. Вид у него был такой, будто он сам не был уверен, что не сошел с ума, как будто до сих пор он удивлялся услышанными из своего же рта словами. — Завтра все завершим. Я дам телеграмму своему юристу в Нью-Йорке.
Бонхэм вытянулся во весь свой рост, лицо у него пылало восторгом.
— Но этого мало. Ты получишь больше! Сделать такую вещь! Слушай. Я хочу, чтобы ты, во-первых, уже сейчас знал, что когда мы предпримем первое плавание, то приглашаю вас с Лаки. Моими гостями. Тебе это не будет стоит и цента. — Он поднял руку, чтобы Грант не перебивал. — Больше того. Я хочу, чтобы ты принял десять процентов акций нашей компании. Я уверен, что сумею убедить Орлоффски дать тебе пять из его сорока девяти процентов, и дам пять своих. Но если Орлоффски недаст, я сам дам тебе все десять. У меня самого сейчас только двадцать девять процентов, потому что двадцать моих записаны на жену. На Летту.
— Зачем ты это сделал? — с любопытством спросил Грант.
— А, налоги. И подобное дерьмо. Но я хочу, чтобы и она чувствовала свое участие в деле, что она с нами. — Грант не мог удержаться, чтобы не вспомнить о том, что Летта рассказывала Лаки об их сексуальной жизни. Он очень старался не опускать глаза, не отводить взгляда. — Но все это побоку, я хочу, чтобы ты принял десять процентов.
Грант поднял руку и ощутил, что глупо ухмыляется, что он смущен. Он долго смотрел на море
— Мне все равно. Я рад принять приглашение в первое плавание от имени Лаки и себя.
— Но ты должен принять десять процентов, — настаивал Бонхэм. — Это не какая-то дерьмовая сделка, понимаешь. Мы заработаем. — Здесь он замолчал и подозрительно осмотрел пустой бар. — Слушай. Я еще кое-что тебе расскажу. — Он снова осмотрелся. Никого, только Сэм полирует стаканы в другом конце бара. Но Бонхэм все равно заговорил шепотом. — Как бы ты посмотрел на участие в спасательной операции со мной? Половина на половину.
— Где? — спросил Грант.
— Там, в Ганадо Бей. Я обнаружил место кораблекрушения. Несколько дней тому назад. Сразу как вы улетели. В день, когда сам улетал.
— Ты о чем, какое-то сокровище?
— Не-а, — презрительно ответил Бонхэм. — Никто и никогда не находил таких «сокровищ», кроме Тедди Такера. Медные пушки. Бронзовые пушки. Их двенадцать. Валяются на песке точно по контуру корабля. Я их видел.
— Где?
— На западном конце глубокого рифа, где ты нырял, за Га-Бей. Тыщу раз там плавал. Единственное, что можно предположить, это что течение снесло песок, который их покрывал. Бронзовые пушки середины восемнадцатого века.
— Но что если их снова занесет?
— Так тем лучше, — ухмыльнулся Бонхэм. — Тогда никто не найдет. Да там и глубоко. Кроме меня, там никто не ныряет.
— Они чего-нибудь стоят?
— Черт, одна бронза должна стоит шесть, восемь кусков. А как реликвии, может, еще больше. Мы разделим. Половина на половину. Только ты и я.
Грант ощутил легкую хитрость. Слишком уж все хорошо.
— Во сколько это мне обойдется?
— Ни гроша. О, нам, наверное, придется нанять судно с достаточно мощной лебедкой, чтобы их вытащить, но это чепуха. И они просто лежат на песке. Если их занесет, мы просто откопаем. Теперь я знаю, где они.
— Когда мы это сделаем?
— Когда скажешь. Мне теперь нечего делать до тех пор, пока шхуна не выйдет из дока. Мы могли бы сейчас это сделать, на этой неделе. На следующей.
— Сколько времени понадобится?
— О, неделю. Может, две. Не больше. Видишь ли, законы о найденном имуществ пошти што визде, вот так, чтобы правительство того места, где найдено, брало себе кусок. Половину. Обычно. Но мы б могли это запрятать, подождать, пока выйдет шхуна, отвезти в Мексику или в Штаты и продать на черном рынке. Дерьмо, а музеи все время покупают такое барахло на черном рынке.
— Я не хочу, чтоб меня поймали на нарушении законов, — сказал Грант.
Бонхэм пожал плечами.
— Тогда заявим. Мне плевать.
Грант думал.
— Ну, может, это сойдется с нашими планами, — наконец сказал он. — Мы думаем провести неделю-другую у Эвелин де Блистейн до возвращения домой.
— Да ну? — сказал Бонхэм. Вид у него был удивленный.
— Да. Почему же нет? — возразил Грант.
Бонхэм виновато покачал головой.
— Ни почему. А миссис Эбернати еще там? — добавил он.