Не страшись урагана любви
Шрифт:
(«И где же ты был, дружище Бен, старикашечка, со всеми своими обещаниями помочь?» — «Прости, — сказал Бен, — не надо было нам уезжать, но мы не знали».)
Ну, все это так, пустяки. А что не пустяки? Все это просто дерьмо собачье. Нет, он все-таки считает, что она должна быланаставить ему рога. Просто должна была.
— Ну, может, и нет? — сказал Бен. — Ты об этом думал? Может, она правду говорит?
— Конечно, — ответил Грант. — И ты думаешь, что она сказала бы, если это произошло? Дерьмо все это, парень.
Бен
— Ну, знаешь, я не знаю ничего обо всех тех мужчинах, с которыми спала Ирма, пока меня год не было, — сказал он наконец. — И я не спрашиваю.
— Кончай! Это не то же самое. Вообщедругое! Я же был там! Спалпрямо там!
— Знаешь, я как-то хотел написать книгу о том времени, роман, понимаешь, обо мне и об Ирме, — задумчиво сказал Бен.
Грант недоверчиво уставился на него, а потом хихикнул.
— А почему не пьесу? Сделай пьесу. Мы бы тогда сотрудничали.
Глаза у Бена вспыхнули.
— Потрясно! Это мысль! Ты честно говоришь? — Потом он вспомнил о своей серьезной роли. — Ладно сейчас мы говорим о Лаки.
— Конечно, — сказал Грант.
— Но ты уверен?— серьезно спросил Бен. — Ты действительно, уверен?
— Ты прав, черт подери, я уверен. А какого черта еще она меня не разбудила?
— Может, она просто хотела тебя обидеть? — спросил Бен. — Из-за... э... этой миссис Эбернати.
— А может, она трахнулась с Джимом Гройнтоном по той же причине, — резко ответил Грант.
— Слушай, — медленно и серьезно сказал Бен, — я хочу у тебя кое-что спросить. И это очень серьезно. Не спеши и подумай, прежде чем ответить. Не думаешь ли ты, что все это только в твоем сознании?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, скажем, то, что ты думаешь, испытываешь все эти муки по поводу Лаки и Джима, — все это происходит только потому, что ты чувствуешь себя виноватым в том, что все эти годы наставлял рога Ханту Эбернати с миссис Эбернати? — Он резко поднял руку. — Обдумай, не спеши.
— Ф-фу, — произнес Грант.
— Просто обдумай, — сказал Бен. — Не думаешь ли ты, что дело, может, в этом? Или отчастив этом?
Грант думал несколько минут.
— Понимаешь, — ответил он наконец, — я бы сказал, что может быть и так, очень может быть, если бы не эта ночь, когда она меня не разбудила.Потому что, понимаешь, у нее была масса других случаев наставить мне рога с Гройнтоном (Иисусе, она даже рассказывала, что ее влекло к нему, — отметил он про себя). И у нее была масса времени. Как в Морантс. Или в отеле. Но я никогда не думал, что она это сделает, у меня никогда не было сомнений. До той ночи.Так что я не думаю, что твоя блестящая идея отвечает истине. Понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю, — ответил Бен. — Но все равно, есть о чем подумать.
— Конечно, — сказал Грант. — Сколько ты еще будешь меня опекать, Бен?
— Я просто хочу хоть что-то спасти, — сказал Бен. — Лаки ведь для тебя драгоценность.
— Я тоже. Я тоже драгоценность для нее, — сказал Грант.
—
— А она ее выбросила.
— Ну, — сказал Бен, — ты ведь знаешь, что за все в жизни приходится платить. Ты слишком велик, слишком важен, слишком тебя много,чтобы не понимать этого лучше других. Ты что же, отказываешься немного поучиться? Или ты уже все знаешь о жизни?
— Она трахалась с ним, — сказал Грант.
— Может, и нет. Это же не точно, — ответил Бен. — Но если и так, а она не говорит, может, она жалеет. Может, она что-то поняла. Что-то насчет того, что важно на самом деле. Что-то подобное и со мной случилось. В то время.
— Я мысли не могу вынести о том, что она могла такое сделать, — сказал Грант. — Просто не могу.
— Но может же, и нет,— мягко сказал Бен Спайсхэндлер. — Всегда остается и эта возможность. И не надо торопиться ее отбрасывать. Слушай, ты немного пьян. Пошли со мной в отель. Ляжешь спать. Да и потом есть шанс, что она отменит телеграмму.
— Точно, — ответил Грант. — И она может отменить ее в любое время. Как только захочет. Но я, черт подери, не собираюсь ее просить!
— Это равносильно признанию, что ты хочешь ее удержать.
— Я не знаю, Бен, хочу я этого или нет, вот в чем дело.
— Тогда пошли со мной, — сказал Бен, — и посмотришь, что будет.
— Нет, — ответил Грант. — Не пойду. Я остаюсь здесь и немного выпью с ребятами. Я думаю, они больше понимают в женщинах, чем ты, Бен. Как в той мудрой поговорке? — Он рассмеялся. — Как говорят у нас, Бен: он чертовски хороший парень в бассейне, но дома — сучий сын! — Грант снова рассмеялся. Призрак! Призрак! Проклятый призрак! Безликий призрак!
— Не говори, что я не старался тебя уговорить.
— Никогда не скажу, Бен, что ты не старался.
Он сошел с. ним по сходням на пристань, хлопнул его по спине, а затем вернулся на нос. Те все еще говорили о женщинах, которых трахали когда-то.
Он не мог вспомнить, когда возникла тема виски. Он помнил, что когда она всплыла, Бонхэм как-то криво ухмыльнулся и обвинил Мо Орлоффски в том, что тот выслеживает его. Потому что склад виски находился на южном конце острова, куда Бонхэм забирался, когда кружным путем шел в отель к Кэти Файнер.
Орлоффски только ухмыльнулся. «Какого хрена? — грубо огрызнулся он в ответ. — Я, как и все, имею право шляться по этому поганому острову, так?»
Он бродил и нашел склад виски. Он располагался в «подвале» недостроенного шикарного отеля, уже почти законченного. Слово «подвал» они использовали условно, потому что если вырыть настоящий подвал на таком песчаном острове, то через неделю его зальет водой. Так что «подвал» был построен поверх земли и, что главное, был закрыт только старой дощатой дверью с висячим замком, поскольку настоящую дверь еще не установили. Орлоффски подсмотрел в щелку окна и увидел огромныйсклад виски. Хозяева, американский синдикат, очевидно, привезли его для предстоящего торжественного открытия отеля, который, как все они надеялись, вышибет Гринов и весь клан Гринов из бизнеса.