Не страшись урагана любви
Шрифт:
Лаки с трудом поверила, что точно все расслышала.
— Великим атлетом! Какой черт хочет, чтобы он им был?
Тэд Фолкер. Мой боже. Тэд Фолкер.
— Почти каждый американец — каждый мужчина— когда-либо живший на земле, — ответил Дуг.
— Больше, чем быть великим писателем?
— Ну, конечно, так. Но, конечно, можно быть и тем, и другим.
— Как кто?
— О, не знаю. Как Байрон, может быть. Даже Хэмингуэй, возможно, отчасти.
— Ну, я думаю, эти двое в основе своей несовместимы. Внутренне, — вяло сказала Лаки.
— Может,
Что-то в том, как он сказал последнюю фразу, было напыщенное, фальшивое и раздражающее.
— Как насчет этой роковой женщины? Это миссис Эбернати? — тонким голосом спросила она. — Я думала, что именно она изменила твою жизнь.
Дуг поерзал.
— Ну, конечно, она мне немного помогла. — Он остановился. — Но на самом деле она не очень умная, знаешь ли. И Рон говорит, что с годами она становится все хуже и хуже. Я сам это вижу, немного. Она... э... тот тип, который заставляет меня думать обо всех этих старых шлюхах. Сюзен Б.Энтони, Элизабет Стэнтон, старая Мэри Уокер, Люси Стоун.
— Все старые лесбиянки.
— Ну, если тыхочешь так рассматривать, то да, я полагаю. У нее определенно не было много секса в жизни, не думаю. И она не очень любит мужчин.
— И тем не менее вы, ребята, жужжите около нее, как мухи у какого-нибудь проклятого медового горшка.
— Нет, и именно это я хотел тебе сказать, — сказал Дуг. — Не думай так о Роне. Потому что это неправда. Он сам по себе, поверь мне.
— Надеюсь. Надеюсь, я не влюбилась бы в кого-то, кто не был бы таким, — ответила Лаки.
Дуг уставился на нее и неожиданно у него появилась кривая, короткая ухмылка.
— Ты настоящая девушка. Слушай. Старая девушка — Кэрол — «маманя» — ввязалась во все это мистическое и метафизическое барахло. Это длится уже восемь лет. Она наткнулась на книгу «Гермес Трисмегатус» в каком-то оккультном магазине в Нью-Йорке и с этого началось. А сейчас она развивает теорию, которая не оригинальна, что любой художник, творческий гений ослабляет свою жизненную энергию, свою силу, свой гений, как только он женится и заведет жену и семью.
— Не трудно понять, почему она избрала эту веру, — сказала Лаки.
— Конечно. Она зашла так далеко, что утверждает, что каждый раз, когда ты укладываешься, когда у тебя происходит оргазм, когда ты реализуешь свою сексуальность, ты не полностью сублимируешься, ты уменьшаешь свою творческую силу. И может быть, в этом что-то есть. Не знаю. Откуда мне знать? Черт, Ганди в это верил. Но Рон не такой. И я тоже.
— Господи! — сказала Лаки. — Хочу надеяться.
Дуг криво ухмыльнулся.
— Как раз наоборот, мы, наверное, двое самых сверхсексуальных парней, которых когда-либо видели. Но как бы там ни было, Рон как раз в той стадии своей карьеры и жизни, когда ему нужно уйти от нее, избавиться от ее влияния. Он избавилсяот ее влияния; но он очень преданный. Единственное, что может сломать эту преданность Кэрол и Ханту,
— Ну, точно это я и хотела бы ему дать.
Дуг живо кивнул.
— Верно. И между нами, ты и я, мы можем, возможно, сделать его величайшим драматургом Америки всех времен.
Лаки сначала удивилась, а потом была шокирована.
— Да? Что тыбудешь делать? — слабо сказала она.
— О, быть с ним, когда я ему нужен.
Ей это показалось невероятной самонадеянностью. Несколько секунд она молчала. Жарко-белое солнце волнами накатывалось на них. Она по-настоящему ощутила себя в море, захваченная и влекомая течениями и противотечениями, которых она не могла понять.
— Ну, слушай, Дуг, — наконец сказала она, как-то слабо, отметила она про себя. — Я ломаного гроша не дам за все это барахло. Все, что я знаю, это то, что люблю Гранта. Он мне нравится. Я его уважаю. Я восхищаюсь им и тем, что он хочет делать. И более того, я ему доверяю. Так что я буду за него сражаться. Всеми доступными мне способами. Я сумею победить миссис Эбернати, ее мужа, и тебя тоже, и любого, кто попытается помешать мне выйти за него, если они все же попробуют. Любого. Если в этом ты на моей стороне, тогда — о'кей. Если же нет, тогда тоже — о'кей.
Дуг криво ухмылялся. Из-за этого глаза казались еще меньше.
— Ты из тех девушек, за которых любой мужчина в здравом уме отдал бы правую руку, — хрипло сказал он.
— Мне не нужны правые руки. Я не собираю коллекцию яиц. Я лишь дважды в своей жизни была влюблена до этого. И оба раза я была такой молодой и зеленой, такой гордячкой, что не могла бытьвлюбленной. Так что на деле это впервые, когда я по-настоящему влюблена. Никто не заставит меня сдаться, если я сама этому не помогу.
Дуг встал.
— Я помогу всем, чем сумею. А теперь мне лучше уйти. Они вернутся быстро. И я не хочу, чтобы Рон видел, как я с тобой разговариваю.
— А почему?
Он остановился рядом с кабиной, доходившей ему до груди, и глянул на нее. Он снова ухмылялся одним уголком странно искривленных губ, так что глаза казались меньше.
— Ты не знала? Он очень ревнив.
Несколько секунд молчания, она не могла собраться с силами и заговорить, внезапное затишье после сильного ветра; Лаки смотрела, как он уходит, не отвечая на его прощальный выстрел, хотя и пыталась. Потом стало слишком поздно, он ушел. Что он имел в виду? На что хотел намекнуть? Голова совершенно опустела, и она сообразила, что у нее раскрылся рот.
Позже она видела, как Дуг подошел к Гранту после того, как тот отдал акваланг и вскарабкался на борт. Дуг, улыбаясь и смеясь, заговорил, похлопывая его по спине. Было странное ощущение, что каким-то образом Дуг пытался узурпировать, уже узурпировал ее мужчину. Потом она посмотрела на Рона. Ревнивый? Действительно ли он имел в виду, что считает, что мог быть настолькоревнивым? Чтобы подозревать что-то между своей девушкой и своим лучшим другом, если он просто увидит, как они вдвоем разговаривают? А если он не это имел в виду, на какую херовину намекал? Она неожиданно рассердилась.