Не страшись урагана любви
Шрифт:
— Ну, он ранен на войне? Или что-нибудь такое? — Лаки чувствовала себя дурой.
— Нет-нет. Ничего подобного. Он сначала занимался со мной любовью, сразу после женитьбы и раньше. Но уже два года он ко мне не прикасается. И я не знаю, что делать. Я подумала, может, ты скажешь, что делать, чтобы... чтобы возбудить его.
Иисусе, подумала Лаки. Вот тебе проблема. Настоящая.
— Видишь ли, — сказала Летта Бонхэм, от возбуждения у нее появился легкий ямаитянский акцент. — До Эла у меня был только один парень, и мне это не нравилось. Но с Элом, с ни-им мне
— Ты пыталась его напоить?
— Пьяный. Трезвый. Без разницы. И я не знаю, что я не так делаю. Что во мне такого. Я думала, ты скажешь.
Несмотря на горе девушки, Лаки неожиданно захотелось рассмеяться при мысли об огромном Бонхэме и крошечной, стройной Летте. Может, он боится тебя раздавить, хотела она сказать, но прикусила язык.
— Наверное, не нужно было всего этого говорить, — сказала Летта Бонхэм. — Но ты очень умная. И я должна была с кем-то поговорить. Я могу только предполагать, что я просто не возбуждаю его. Но я не знаю, что сделать, чтобы быть волнующей.
— Трудно сказать, что кого-то волнует, — ответила Лаки. — Но по мне, так ты достаточно волнующе выглядишь. — Так это и было при ее полной груди, стройных ногах и хороших бедрах. — Духи? — спросила Лаки. — На ночь без крема? Волосы не завивала? — Звучало все это смешно.
— Все это я пробовала, — сказала Летта Бонхэм.
— Да, у тебя проблема, — ответила Лаки. — Я и не знаю, что тебе сказать, чем помочь.
Летта Бонхэм смотрела на сомкнутые на коленях руки.
— Ты не думаешь, что, может, это из-за того, что я цветная? Отчасти негритянка?
Лаки в шоке отшатнулась и рассердилась.
— Конечно, нет! — Потом она спросила у себя, почемунет? — Он бы, во-первых, на тебе не женился, если бы так было, не правда ли?
— Не знаю, — ответила Летта. — Мы, ямаитянцы, не очень об этом думаем, здесь почти все в той или иной мере цветные, кроме нескольких англичан. Прикосновение смоляной кисти, говаривал мой отец и смеялся. Но Эл — американец. Я не знаю.
— Ясно, нет! — бешено сказала Лаки. — И Эл не с юга. Он откуда-то из штата Нью-Йорк, правда?
— Нью-Джерси, — ответила Летта.
— И я наблюдала за ним, — сказала Лаки. — У него нет ненависти к цветным людям. Я уверена, что не из-за этого. — Она ведь должна была в это верить.
— Тогда я не знаю, что, — сказала Летта. — Я уверена, что он не гуляет с другими женщинами. Этого я бы не вынесла. При стечении обстоятельств. — Именно в этот момент она сломалась. — И я хочу детей!— неожиданно всхлипнула она. — Я хочу ребят.
— У каждой женщины есть право на детей, — сказала Лаки, вкладывая в слова максимум достоинства. Она, не зная, что делать, обняла плачущую девушку и погладила ее по голове. Наконец, не зная, что еще сделать, она встала и принесла пива. А через несколько минут, как будто ничего не случилось, ничего не было сказано, они вернулись к игре в джин рамми.
Все
Смущенный, странно замкнутый вид, он явно не хотел смотреть ей в глаза.
— Ну, им немного не повезло, похоже, что так. Но я не понимаю, причем здесь мы. Сегодня мы улетаем. Да и знаем же мы оба массу людей, у которых та же проблема? Все это не так ужасно и не так уж ново.
— Это касается нас потому, что ты ежедневно вручаешь этому человеку свою жизнь и в то же время создаешь из него героя для себя. Это касается нас потому, что по ряду причин Эл Бонхэм активно меня не любит, а я твоя девушка. Он... Он... Это правда... Он ревнуетменя к тебе.
— А, ну ладно, — сказал Грант. Было заметно, с какой неохотой он говорит. — Я точно знаю, что он не импотент с другими женщинами.
— Ты и впрямь видел, как ставит пистон? — сказала Лаки.
— Конечно, нет. Ясно, нет. Но я видел, как он уходил не с одной, а с двумя пылкими цветными девицами из «Нептуна», когда я впервые сюда приехал. Он хотел, чтобы и я пошел. И он, ясно, выходил не для того, чтобы покатать их в машине.
— Господи! Лучше не говорить Летте об этом.
— Я никому и ничего не собираюсь рассказывать, — сказал Грант. — Это не мое дело. И я не собираюсь влезать в это. Он хотел, чтобы я пошел с ними, но я не пошел из-за тебя. — Он просто надеялся, что это как-то смягчит ее хоть на время. Но нет. Лаки доспала из рукава новый козырь.
— Ты думаешь вложить деньги в эту шхуну, которую он хочет купить с Орлоффски и с этим, как его, Файнером?
Грант был потрясен.
— Ну, да. Я подумываю об этом, — неохотно признался он. — Немного денег. Неплохо было бы владеть долей в судне, чтобы приезжать и нырять на отдыхе.
— Тогда не думаешь ли ты, что я только что дала тебе ценную информацию до того, как ты принял окончательное решение?
— Да, наверное, — неохотно сказал он. — Но я впрямь думаю, ну и что? Это смущает. Да и... — он неожиданно взорвался, — мы еще не женаты, черт подери!
У Лаки хватило проницательности понять, что взрыв гнева — это то, что и есть: взрыв гнева, и потому проигнорировала скрытое оскорбление, которое таковым не было, поскольку уязвленный Грант просто выкричался. Она промолчала.
— Прости, что я это сказал, — через секунду произнес он. — Но ты... — Он замолчал. — Откуда ты знаешь, что я хочу участвовать в покупке шхуны? Откуда ты можешьзнать?
— Интуиция, — ответила Лаки. Она ухмыльнулась, встала и обняла его. — Я тебя люблю. Ты можешь быть пьяным и вялым полжизни, но мне просто наплевать на это. — Она потерлась головой об него. — Да у тебя этой проблемы и нет, не так ли?