Не та профессия. Тетрология

Афанасьев Семён

Пун безмятежно, искренне и с любопытством пытливо смотрит в глаза императрицы, которая отводит взгляд.

– Нужно иметь очень твёрдый стержень внутри себя, чтоб идти таким путём, не сворачивая, – наконец поднимает глаза собеседница. – У большинства моих подданных с этим не так хорошо. К сожалению. Как у тебя.

– Соратник императрицы джемадар Пун может отвечать только за джемадара Пуна, – пожимает плечами в ответ Пун. – Ещё за вверенный ему контингент. Твои рефлексирующие дворяне без

стержней в список моей компетентности не входят. Знаешь, не люблю вспоминать тот эпизод на блоке…

– Почему? – снова живо интересуется собеседница.

– Да страшно было чертовски, – просто отвечает Пун. – Очень страшно. Когда ополчение ушло ночевать к себе, а я остался один, я особо-то и не надеялся выбраться.

– Тем не менее, отбился от полутора десятков? – демонстрирует отличную память и хорошую осведомлённость императрица.

– Вот именно. А знаешь почему? Как раз именно потому, что не надеялся выпутаться. Думал, хоть шум подниму, задержу, насколько смогу, и хоть пример подам. Тем, кто будет после…

– А после этого случая, тебе этот защитный комплекс стал настолько удобен, что без него ты себя чувствуешь, как без защитной раковины? – догадывается собеседница.

Пун молча кивает.

– А ты не боишься чего-либо в жизни пропустить мимо себя с таким подходом? Годы идут, а ты всё в казарме. Я не только в прямом смысле. И ведь не делаешь никаких попыток от неё дистанцироваться?

– Женился недавно. Жена врач. В психике разбирается. Говорит, всё под контролем, – флегматично бросает Пун. – И ты всё время путаешь свою философию с моей. Вернее, вашу с нашей. Знаешь, что лично мне бросается в глаза из различий? У вас, крестьянин – это смерд. Самый социальный низ, который ни для кого не является примером.

– А у вас иначе?

– Диаметрально, – кивает Пун. – У нас земледелы считаются вторым по иерархии уважаемым сословием. Потому что творцы и кормильцы. А солдаты – так, сервисная функция, как говорит Атени. Совсем не такой уж необходимый элемент общества. И уж если пошёл в солдаты, мысли о комфорте неуместны. Пока на тебя рассчитывают более уважаемые слои общества.

– Такие, как земледелы? – удивляется собеседница.

– Как вариант, – кивает Пун.

– Мда уж… Воистину, хоть своих разгони, а вас набери, – бормочет императрица. – Вот раз ты так образован, скажи мне… Ты понимаешь, что одним и тем же коллективом должен управлять кто-то один? Что вводные и команды из разных источников одному и тому же адресату недопустимы?

– Разумеется, принцип единоначалия, – кивает Пун. – Но я не совсем понял, ты сейчас о ком-то конкретно или о социальной группе?

– О группе. Мой умный мальчик… Сложилось так, что роды

Большой Двадцатки – это вещь в себе. Что-то типа замкнутой касты со своими правилами. Ты, своим без сомнений эффективным и эффектным поступком, затронул некоторые политические моменты. В вотчине, которую я считаю своей. И в которой принцип единоначалия считаю не менее важным, чем ты у себя в армии. Вообще, я хотела выяснить у тебя, как много подобных демаршей ты ещё планируешь? Это ирония, если ты не понял. Я не планирую изымать у тебя жетона, как и не планирую реформировать институт Соратников. Но не сообщить тебе о некоторой…м-м-м… не то чтобы недопустимости, но скорее о требующей согласования твоей решительности… ты понял.

– Не вижу противоречий, – ровно отвечает Пун. – Устав и Закон одни для всех. Это – первый пункт Устава и Закон номер один в своде. Если кто-то не знает Устава либо Закона, это не является освобождающим от ответственности обстоятельством, так?

– Так, но мне очень не нравится сам ход твоим мыслей… – Хмурится собеседница.

– А знаешь почему у нас результаты лучше, чем у всей твоей армии? – задаёт неожиданный вопрос джемадар.

– А при чём тут это? – удивляется собеседница.

– У нас действительно одинаковый для всех устав. И нет особенных. Чтоб тебе была понятнее моя позиция, а то у вас в языке даже слов таких нет, сейчас кое-что расскажу… В одном из отрядов, когда только вводили ветеринарную службу, уже был собачий питомник.

– На границе? – заинтересовывается императрица.

– Конечно… Вот в этом питомнике, часть собак раздали на заставы, а одного пса подарили новому командующему отрядом. Чуть не единственный случай, когда командующего перевели из столицы, чуть ли не по твоему приказу

– Я, кажется, понимаю, о ком ты, – ещё больше хмурится императрица.

– Личности неважны, – безмятежно отмахивается Пун. – Главное факты. По командующему вообще нет вопросов… Этот пёс был приучен жёстко реагировать на всех чужих. Но командующий забрал собаку к себе в дом. Пустил бегать по поместью.

– Как так? Эта собака же должна была хватать всех, кроме командующего? – заинтересованно спрашивает собеседница. – Если я хоть что-то понимаю в ваших реалиях.

– Так и было. – Снова кивает Пун. – Но командующий был упрям. И считал, что тоже что-то понимает в дрессировке. Он долго отучал пса лаять и бросаться на всех, кого сам командующий сочтёт своим.

– И чем закончилось?

– Собака – не человек. Пятьдесят людей не запомнит. Пёс хозяина уважал и слушал, потому просто перестал реагировать на чужих. Из служебной собаки превратился в декоративную: он перестал понимать, кого можно атаковать, кого нельзя. А хозяин очень сердился, когда пёс лаял не на того человека.