Не та профессия. Тетрология
Шрифт:
– Почему остановилась? Я ещё могу бежать…
Последние слова азара тонут в раскате смеха всех без исключения присутствующих, кроме Еркена.
__________
Вообще, наш спор с Алтынай изначально был спором Науки против Дикого Энтузиазма. Лично я помню теорию кавалерийских уставов. Больше шестидесяти километров в сутки, марш считался усиленным даже в 1941–1945. Когда нормативы кавалерии были повыше, чем в Первую мировую или раньше. Дистанция в восемьдесят кэмэ в сутки считалась чуть ли не предельной, и более двух суток животное так нагружать
В отличие от человека, который в английских марафонах, кажется, года с восьмидесятого, у лошади выигрывал достаточно регулярно.
__________
Примечание:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Марафон_человека_против_лошади
__________
Ещё там, в самом начале своей карьеры , я слышал, что ребята в советском «Вымпеле» проходили и по двести километров в сутки. Причём, такой темп они держали не одни сутки подряд. Ребята, конечно, были хорошо тренированные; но и я в местных реалиях им вряд ли уступаю.
Уже позже, «во флоте», столкнулся с информацией, что конкретно китайские «Ночные тигры» имеют норматив около трёх сотен километров в сутки. Что, с моей точки зрения не реально. Но у «Тигров», говорили, была какая-то хитрая техника: двое несут третьего посменно, каждый третий отдыхает.
Не знаю, что было правдой из той легенды, но в соревновании со средних кондиций жеребцом, тут, лично я после «тренингов» джемадара Пуна чувствовал себя более чем уверенно.
Алтынай, кстати, сразу сказала: целые сутки жеребец, в отличие от меня, бежать не будет. На что мы с ней и ориентировались.
Попутно, на маршруте, мне почему-то вспомнилась известная поговорка о том роде войск, который обязан уметь бегать быстрее лошади.
Вероятно, Василий Филиппович Маргелов о безграничности человеческого ресурса тоже что-то знал. Либо, как вариант, хорошо представлял ограниченность ресурса лошадиного племени.
Глава 14
После нашего эпического забега с Алтынай, в стойбище на следующий день начинают съезжаться многочисленные родственники из других кошей. Якобы по своим внутренним семейным причинам, но на самом деле явно имея в фокусе внимания исключительно меня.
Просто никто из них не в курсе, что любой целитель, в силу прокачанной эмпатии, чужое внимание чувствует очень хорошо.
Алтынай, как и я, отлично чувствует то же самое; но, в отличие от меня, не испытывает никакой неловкости.
Я продолжаю плести основную и запасную сети, поскольку работы ещё дня на полтора. А Алтынай сидит рядом и, от нечего делать, взбивает вручную что-то типа масла из очень жирных сливок.
– Ну что, ты в конечном итоге довольна? – ворчу себе под нос, сражаясь с неудобной шерстяной нитью. – И зачем тебе это масло? Оно же сейчас всё равно долго не хранится…
– Ты просто не представляешь, сколько будет пересудов, если я сейчас хоть на мгновение скроюсь из виду, – тихо смеётся в ответ Алтынай. – Особенно когда столько соседей в стойбище. А так, все видят, что я порядочная, положительная и хозяйственная. Вон, домашними делами занята. А масло всегда есть кому отдать. Хватает семей небогатых… Не выливать же молоко в землю…
– А как насчёт общественной морали и харама? Слухи не поползут? – интересуюсь чисто для общего развития.
– Не-а, – снова беззаботно отмахивается Алтынай. – Наши апайки откуда-то всё как чувствуют… Если бы что-то было, они бы, сама не знаю, как, но точно бы знали. То, что сейчас ничего нет, они тоже как-то видят.
– М-да, похоже, всё и всегда знающие бабушки – это не частная проблема моей родины, – бормочу в ответ. – Я думал, они только у меня на родине такие. Всё знающие внутренние разведчики…
– Апайки везде одинаковые, – Алтынай начинает просто-таки неприлично громко ржать, привлекая всеобщее внимание. – Ещё мать рассказывала, правда, о своём роде. Но тут то же самое.
– Слушай, а откуда в других кошах узнали о нашем с тобой вчерашнем соревновании? – оглядываясь по сторонам, замечаю, что людей вокруг сегодня как бы не втрое больше, чем обычно. – Ведь эти же все гости не случайны?
– Не случайны, конечно, – веселится Алтынай. – Ну а что, у неграмотных жизнь же скучная. А тут такая новость! А узнали очень просто. Кто-то родне вечером свежий каймак отправлял, кто-то – молодой курт. Вот в одном месте гонец обмолвился, в другом второй, а по Степи новости быстро летят. Вот сегодня все, кому делать особо нечего, отправились сюда: интересно же лично поглазеть. На тебя и меня.
– Как-то странно получается. На носу зима и явно голодное время. А делать целому табуну людей нечего, – продолжаю недовольно ворчать. – Как насчёт заготовок на зиму? Им что, даже в преддверии голода заняться нечем?!
– Ты же сам всё понимаешь, – вздыхает Алтынай, теряя былую весёлость тона. – Как ты говоришь, мышление инерционно. А у общества мышление инерционно вдвойне. Да и вольные кочевники – не тот народ, которых даже голод может заставить ковыряться в земле. Это ты понимаешь, что такое надо . Я понимаю, как дочь хана. А большинство… Раньше вот в набеги ходили. В голодный год, когда в Степи падёж. А тут не на кого. Да и большинство воинов с отцом за Султаном же ушло. И сгинуло…
– «Попробуем вам помочь», – повторяя ремарку неизвестного тут Хазанова про психиатра (у которого Геннадий Викторович косил от армии во времена СССР) , бормочу под нос. – Как говорят в армии, "если не умеют – научим".
– А если не хотят, тогда что делать? – логично продолжает мою мысль своим вопросом Алтынай. Попадаясь в маленькую ловушку.
– Заставим, – смеюсь в ответ уже я.
– Как ты заставишь свободных людей? – не на шутку заинтересовывается Алтынай. – Ты что, думаешь, у нас в Степи никогда не было тех, кто понимал, что в жизни работать надо тоже уметь? Я вот всего не понимаю, вернее, сказать не могу… Но есть же твои собственные правила. Ты же сам объяснял, про мозг, который энергозависимая система. Про инерционность сознания толпы. Про путь наименьшего сопротивления, по которому всегда идёт эта твоя Способность Выполнять Работу.