Не такой как все. Ведьмы
Шрифт:
…Теткиного мужика забрали в 1943 году "сплясать смертельный танец на минном поле перед Днепром, под аккомпанемент вражеских пулеметчиков; так "лошадиные" и "насекомые" маршалы, с помощью немцев расправлялись с украинцами. "Хохлы" не входили в планы послевоенного обустройства территории на которой украинцы проживали с незапамятных времен. Однако же, когда вся военная лабуда устаканилась в пользу кровожадной Сказочной империи, некоторое количество украинского населения, сильно разбавленного подзаборными российскими вышкребками, все же, пришлось использовать в экспериментальном, селекционном отборе.
Тетка отжимала у сестры их домик, используя колхозную, сексотскую мафию. Школы уже практически не существовало в селе. Пока была жива бабушка Шроо, это стало невозможно сделать. Потом, когда мать осталась одна, тетка развязала себе руки. Шроо вынужден был вмешаться в эту канитель.
Это было время, когда с геологией было уже покончено, раз и навсегда. Опыт губит романтику; создает дискомфорт в мировоззрении. Когда молодому человеку уже около 27 лет от роду, самое время — отыскать более надежное пристанище своему формирующемуся духу. Наступили времена его безнадежных поисков дорог, ведущей на Запад — это время: горбачевской перестройки.
Все чаще закрадывались мысли о бегстве из СССР. Живя в имперской колонии, человек со сложным внутренним укладом, — мыслящий иначе, чем большинство населения, — мечтает проникнуть в более сложный мир, чтоб пройтись по его географии, посмотреть на новые ландшафты, пожить где-то на самом краю света, в незнакомых городах, окунувшись в атмосферу романтического путешествия в никуда. Не только выживать у черта на рогах, — но и, покудова природа наделяет молодость огромными силами для планетарного покорения, попытаться как-то там устроить свою судьбу: "чтоб не было мучительно больно", потом, за неиспользованные шансы, когда окажется, что некого будет винить за то, что не использовал предел своих сил.
Шроо ощущал себя: молодым и сильным, но живущим в "заколдованной" безнадёгой и беспросветностью Сказочной империи Зла. Ему надоело, что его безжалостно использовали, как трудовой ресурс, словно присматриваясь и приценивались к нему: сможет ли он работать, в том или другом коллективе, когда ему: почти ничего не платить? почти не кормить? забрать любимую девушку? А, выдержит ли он в грязной "общаге"? в бараке? Безнадежность "решения жилищного вопроса" в Сказочной империи, была очевидной, для гонимых людей…
Коллективы, с имперской начинкой, состояли, как правило, из банальных бывших колхозных трутней или собравшихся, по-безысходности, бичей.
Было время, когда он сошелся с одной маленькой женщиной. Ей был нужен он, Шроо, нужна была его мужская твердость.
Ему требовалась женщина, для устойчивости. Он потерял устойчивость в провинциальном Козолупе. Женщина предлагала ему эту устойчивость. У нее был ребенок, девочка. Она разошлась со своим мужем. Бывший муж зарабатывал в Сибири; собирал живицу. Маленькая женщина была полна сил и энергии.
Они встретились на заводе. Она перешла в торговлю, в магазин в городе торгующий спортивными товарами. Оксана.
Они устроились, вдвоем, на небольшом пространстве.
Летняя
Он мечтал о писательстве, читал газеты и ждал ее с работы. Она приходила; готовила им в ужин в доме на газовой плите. Кормила дочь. Они ужинали всегда вместе; смотрели телевизор, и ложились отдыхать. В ее жизнь, он никогда не лез (без особой надобности).
У Шроо появилась работа, о которой мечтал любой советский обыватель. Двое суток он работал в день и ночь, по двенадцать часов ежесуточно, а на третьи сутки он отдыхал и получал выходной. Невостребованный в той стране талант, обычно так стремился наладить свой творческий процесс. Иногда он ездил обивать пороги иностранных посольств в Москве (таких поездок было три).
Оксана пользовалась тем, что он был с нею рядом. Секс заменял им настоящую любовь. Создал прочную семейную идиллию долгих пять лет.
Он писал и работал, она, не вмешиваясь в его литературные дела; растила свою дочь и занималась домашними делами.
Это было честное деловое соглашение с обеих сторон. Секс в спокойной и домашней обстановке, насыщенной сравнительными бытовыми удобствами. Что еще можно было себе пожелать большего? Любви? Но в любви он не нашел себя. Но в "сказочном мире", — он знал это — не выпросишь у сексотов. Они все разрушали, что в силах были разрушить. Его социальные связи; его настоящую любовь. И, он, всего изведав на собственном опыте, что такое истинная любовь в Сказочной империи — и, поэтому, у него теперь не было на этот счет никаких иллюзий; он наслаждался тем, что стало ему доступным (он знал, что скоро придет время и он должен будет покинуть это уютное гнездышко). Он строил планы лишь на ближайшее будущее. Строил, часто в чужеземных посольствах, какие-то запасные аэродромы. Часто отправляясь в Москву. Мечтал выбраться из Сказочной империи: хоть к черту на рога, лишь бы не травиться затхлым воздухом обветшалой пропаганды. Он не видел в сексотской стране своего будущего.
… В какое-то мгновенье, Шроо показалось, что его затягивает в свой омут обывательская рутина. Все меньше сил оставалось в нем на реализацию своих литературных проектов. Все труднее становилось настраивать себя на максимальный результат. Все ленивее становились его мысли в голове. Он переставал чувствовать время, в котором жил. Он заплыл жиром: как внутри себя, так и снаружи. Ему хотелось иметь ребенка. Навязчивые мысли, он гнал от себя.
После невольного аборта, после пьяного секса, у Оксаны, однажды, не получилось забеременеть. Он решил покончить с такой жизнью.
Заканчивалась перестройка. Надежда сделать из СССР, что-то предсказуемое для всего мира, и его будущих поколений, таяла, как мираж в пустыне. Стало недоставать элементарных бытовых вещей. Страна превращалась в огромную бомбу, начиненную ненавистью, с фитилем у руках секретных сотрудников КГБ.
Шроо, еще живя с Оксаной, все чаще отправлялся к своей матери.
Будучи там, Шроо, спасал мать от ее сестрицы-ведьмы (после смерти бабушки, их матери). Жилище было уже разделено между сестрами.