Не теряя времени. Книжник
Шрифт:
— Пабло, Пако и Карлито, — объявил он, ставя бокалы на стол.
А Бен подумал, что забыл предупредить Фонтанну о странной мании приятеля давать имена всем окружающим предметам. «Да ладно, сама разберется», — решил он. И не ошибся: Фонтанна живо схватила третий бокал и воскликнула:
— Чур, мне Карлито!
Мания была странной вдвойне — она усугублялась непостоянством. Бен знал, что однажды окрещенные предметы могли менять имена чуть не каждый день. Сам Ковбой, казалось, этой путаницы не замечал и, уж во всяком случае, ничуть из-за нее не тревожился, зато замечал
Но сейчас было явно не время расстраиваться, и Бен, в утешение себе, подумал о гитаре Ковбоя, единственной вещи, которая никогда не меняла имени: всегда и везде хозяин называл ее одинаково — Барбара.
Фонтанна села на скамью-качалку посередине, два друга — по сторонам от нее, и они принялись смешивать коктейли и любоваться тем, как догорает день над притихшими джунглями.
Все трое участников турнира сохранили о нем самые смутные воспоминания.
Ведь алкоголь не только придает особую окраску людям, вещам и мыслям, но и дырявит память. Фонтанна, Бен и Ковбой при всем желании не смогли бы вспомнить, какие коктейли они изобрели и выпили в тот вечер.
Остались в памяти лишь вкус и цвет да еще отдельные моменты (например, как вдруг позеленел Ковбой, отведав причудливую смесь Фонтанниного изготовления) и дикие фразы (вроде той, что сказала Фонтанна, хлебнув того же пойла: «Я будто проглотила собственную мать»). Одно все запомнили точно: победителем вышел Бен с коктейлем «Летний трепет», от которого они лишились дара речи и преисполнились восторгом и благодушием.
После этого победного аккорда они мало-помалу стали приходить в себя.
Первой очнулась Фонтанна и удивилась тому, что уже темно:
— Мы прозевали закат!
Вторым подал голос Бен:
— Хорошо, что у меня не было никаких дел.
И последним — Ковбой:
— Так вы пришли без дела, просто так?
Бен и Фонтанна переглянулись и, мысленно посовещавшись, решили, что вряд ли смогут дать исчерпывающее описание африканской лавочки, а потому предложили Ковбою пойти и посмотреть на нее самому.
— Так ты скорее вникнешь в суть, — сказал ему Бен.
Ковбой опять скрылся в комнатах и скоро вышел с фонарем и фляжками.
— Мало ли что может случиться! — объяснил он.
Они еще не протрезвели до конца, да, собственно, и не желали, скорее им хотелось добавить градус, чтобы хмель не выветрился, а потому они наполнили три фляжки коктейлем-чемпионом и отправились в дорогу.
Дорога была долгой и прекрасной.
К летнему трепету прибавился трепет ночной.
Звезды, луна и редкие фонари, сменяя друг друга, так хорошо освещали путь по темным улицам, что для Люси, фонаря Ковбоя, не оставалось работы. Они шли твердым шагом, по временам давая городу возможность передохнуть и приготовить им дорогу дальше, а сами делали привал, где заблагорассудится,
Так в спящем городе появилось в ту ночь немало одноразовых баров: одинокая телефонная будка, широкий край закрытого ставнями окна, старый выброшенный диван, — все эти местечки внезапно оживали под звон сдвинутых фляжек.
Спутники говорили мало, а пьянели все больше и тихо наслаждались веселым ночным походом.
Хоть ни один не говорил: «Я тихо наслаждаюсь веселым ночным походом».
Наслаждались — и всё.
Наконец они дошли до лавки, и Ковбой зажег-таки свой фонарь, чтоб осветить табличку. Фонтанна в третий раз за день прочла загадочную надпись: «Обиделся».
— Досадно, — сказала она.
— Грустно, — сказал Бен.
— Странно, — сказал Ковбой, к которому они с надеждой повернулись. Он озадаченно взглянул на них и покачал головой: — Боюсь, я вам ничем не помогу. Не знаю, что это с ним вдруг случилось.
— А я-то думал, что ты знаешь все, — разочарованно сказала Фонтанна.
— Все, кроме этого! — Ковбой развел руками.
— Тьфу, черт! — ругнулся Бен, видно, ругаться ему было сподручнее, чем огорчаться.
Расстроенные, они уселись все втроем на противоположный тротуар, а рядышком поставили фонарь, который слабо освещал витрину. Фонтанна приникла головой к плечу Бена.
Ничего не изменилось, но в полумраке пустынная лавка приобрела гнетущий вид, и в разогретом вином воображении друзей мелькнуло жуткое видение: труп африканца, повесившегося на единственном дереве в своем саду.
Фонтанна на миг закрыла лицо руками.
— Я немножко знаю этого мужика, — сказал Ковбой, — ему часто приходят посылки из Африки. Он всегда улыбается… Так расклеиться — совсем на него не похоже. Не понимаю, какая муха его укусила.
Бен опрокинул фляжку — на асфальт скатилась капля, малюсенькая и последняя.
Непроглядная ночь упорно рушилась на них.
Фонтанна протянула Бену свою фляжку, и тут, слава богу, Ковбой воскликнул:
— Придумал!
Фонтанна вскинулась, Бен поперхнулся, а Ковбой продолжал:
— Пошли к нему домой!
— А ты знаешь, где он живет? — спросил Бен.
— Посмотри на мою форму, дружище Бен! Или ты думаешь, я вырядился на маскарад?
Ковбой вытащил из кармана связку ключей:
— Разве это не ключи от почты?
Фонтанна просияла, она вскочила, подняла фонарь и, подойдя к стеклянной двери, прочитала имя бакалейщика: «Фабиан Вальтер».
Ковбой и Бен тоже встали и ждали.
— Фабиан Вальтер, — сказала она, вернувшись к ним.
— Или Вальтер Фабиан, — уточнил искушенный в тонкостях почтовой службы Ковбой.
И они снова пустились в путь, на этот раз с зажженным фонарем, потому что мрак в городе все сгущался.
По счастью, почтовое отделение оказалось совсем близко. Они осторожно вошли и принялись листать справочники. Пока Бен искал на «Фабиана», а Ковбой — на «Вальтера», Фонтанна обходила помещение и все осматривала.