Не только про любовь

Спектор Александр

Проведя всю войну на фронте, на передовой, неоднократно бывая в сложных, а порой и в критических ситуациях, он научился держать себя в руках, и оставаться спокойным при любых обстоятельствах. Сергей никогда не видел его злым или просто раздраженным. Он никогда не слышал, чтобы отец повышал голос, а тем более кричал. И вот теперь, первый раз в жизни, Сергей увидел, как он не может сдержать своих эмоций.

– Тогда нам придется искать самим. Но если найдем – для вас это кончится большими неприятностями.

– А давайте искать вместе, – с издевкой в голосе предложила мать. – Может, и я что-нибудь найду.

Небольшого

роста, слегка располневшая с годами, с резким и властным характером, она всегда обладала острым, как бритва языком и часто пользовалась этим «холодным оружием». Все, кто был с ней знаком, старались не давать ей повода для его применения.

– Обойдемся без вашей помощи, – отрезал седой. – У нас работают профессионалы. А уж они, поверьте, искать умеют.

– Да вы и так уже ищете, – Сергей кивнул в сторону чекиста, стоящего у книжного шкафа. – С книгами могли бы и аккуратнее.

Седой не отреагировал на слова Сергея, но взглянув на своего коллегу, сказал:

–Это только цветочки. Ягодки впереди.

Обыск, начатый еще ночью, продолжался почти до обеда. У Сергея создалось впечатления, что кгбешники и сами толком не знают, что искать. Они перерыли всю его библиотеку, перелистывая каждую книгу, заглядывали внутрь каждой статуэтки, отодрали заднюю стенку трюмо, отвинтили ножки у металлической кровати, двигали шкаф и диван, на котором Сергей всегда спал, прощупывали все мягкие стулья.

Сергей наблюдал за всем происходящим, сидя в сторонке. Когда дошла очередь до стульев, он не сдержался и нервно рассмеялся.

– И что тебя так рассмешило? – раздраженно спросил его седой.

– Просто вспомнил, как Остап Бендер безуспешно потрошил стулья, в надежде найти в них бриллианты мадам Петуховой, – Сергей не в силах был остановить приступ нервного смеха. – И у вас результат будет таким же.

– Смеется тот, кто смеется последним, – зло ответил седой. – А последним будете не вы.

К обеду, когда обыск был закончен, на столе лежали сто пятнадцать рублей денег – остаток зарплаты родителей, полученной ими на своих работах пару дней назад, да золотые часы, которые отец подарил матери в день их серебряной свадьбы.

– Да, богатый у вас сегодня улов, – съязвил Сергей.

– Тем не менее, мы все это изымаем до выяснения обстоятельств, – седой достал бумагу и начал под копирку составлять протокол.

– Между прочим, эти часы я подарил жене несколько лет назад, – пробовал возразить отец. – Там, в коробочке, еще сохранился техпаспорт со штампом магазина и датой продажи.

– Техпаспорт можете оставить себе. А часы мы изымаем. До выяснения, – седой был непреклонен.

– Вы забираете все деньги. Нам даже не на что будет купить продукты. А до аванса еще две недели, – возмутилась мать.

– Ничего. Одолжите у кого-нибудь взаймы, – он пододвинул протокол. – Вот ознакомьтесь и подпишите.

И мать, и отец поняли, что все аргументы и разумные возражения не действуют. По очереди они прочли протокол и подписали его. Кгбешники собрались и, уходя, седой сообщил:

– На этом этапе все! – и многозначительно подняв указательный палец, добавил, – пока все. А если понадобится, мы вас вызовем. И окинув взглядом квартиру, сказал:

– Можете наводить порядок.

Как только они ушли, Сергей вопросительно посмотрел на родителей.

– Теперь,

может быть, объясните, что происходит?

Отец с матерью переглянулись.

– Не хотели мы тебе ничего говорить. Ни к чему тебе эти неприятные известия. Но теперь придется, – начал отец.

– Ты помнишь мужа папиной сестры из Одессы? – перебила его мать.

– Дядю Моню? – спросил Сергей.

– Да, его.

– Конечно, помню. Ну и что?

– А ты не забыл, как два года назад Хрущев со своей кукурузной кампанией довел страну до того, что начались проблемы с хлебом, да и с другими продуктами тоже? – продолжала задавать вопросы мать.

– И какая же связь между Хрущевым и дядей Моней? – не понял Сергей.

– Прямая, – вмешался отец. – Нехватку продовольствия Хрущев объяснял тем, что его расхищают шайки вредителей. И каждый день об этом шумела пресса. А во главе каждой шайки, почти всегда, оказывался какой-нибудь еврей. А если это был не еврей, то в прессе такого человека упоминали скромно. Например – Сидоров Н.И. Но уж если это был еврей, то его фамилию, имя и отчество смаковали с большим удовольствием. Что-то вроде – Гершензон Самуил Абрамович. Чтобы каждый советский трудящийся был уверен, из-за людей какой национальности он не может купить нормальных продуктов в магазине.

– Прямо как у Высоцкого: “…украли, я знаю, они у народа весь хлеб урожая минувшего года”, – процитировал Сергей. – Песню Высоцкого «Антисемиты» слышали?

– Нет, – ответил отец.

– А жаль. Оказывается, жизнь у нас как песня, – он всплеснул руками.

– Только эта песня могла очень грустно закончиться. Чем-нибудь вроде второго «дела врачей». Так что сняли его вовремя.

– Ну и что же дальше?

– А дальше вот что. Сейчас, когда настали трудности с продуктами, партия объявила кампанию по выявлению шаек расхитителей. Ну, а хлебозаводы – это такие места, где просто обязана быть какая-то шайка. Иначе никак. Вот на одном из таких заводов и арестовали директора, главного инженера, главного технолога и, понятное дело, кладовщика. А кладовщиком на том заводе работал дядя Моня. И оказался единственным евреем среди всех арестованных. Вот его наши бдительные органы и назначили главарем шайки. А дело получило широкую огласку в прессе. Ведь наша пресса всегда активно поддерживает и пропагандирует политику партии. Иначе она партии и не нужна вовсе.

– Точно тридцать седьмой год какой-то! – Сергей был поражен. – Дядя Моня боится собственной тени. Как он мог быть в какой-то шайке. Да еще и главарем. Абсурд!

– Это для тебя абсурд. А у «широкой советской общественности» кроме «справедливого народного гнева» никаких других чувств не бывает. Такая у нас действительность. Я еще помню сталинские времена. Стоило на кого-то указать пальцем и крикнуть “вот он – враг народа”, как толпы на площадях со злобной пеной у рта орали в экстазе: ”расстрелять, как бешеных собак”. И не надо было никаких доказательств. Никто их не требовал, и никто не предъявлял. Вот и Хрущев – наломал дров со своей кукурузой, довел страну до полуголодного существования, а потом пытался все свалить на вымышленных расхитителей. Да еще придумал термин – «экономическая контрреволюция против советской власти». Расстрельная статья. Поэтому КГБ этим и занимается. А с хрущевским антисемитизмом виноватыми всегда оказывались евреи.