Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы
Шрифт:
— Не зачем, а почему. Дело-то ваше не закрыто.
— А мне начхать.
— Не спешите. Тот случай, когда никто «будь здоров» не скажет.
— Загадки гадаете, адвокат? Пошел ты…
В трубке раздались короткие гудки. Арнаутский снова набрал номер. На восьмой зуммер раздалось:
— Ну чего еще?
— Как вы думаете, Саранцев, почему я звоню?
— Небось, деньги нужны. Только не выйдет это. Дело закрыто. Я сказал, и все…
— Погоди, — перешел Стас на «ты», — протри глаза, вижу залил их портвейном.
На том конце была тишина, но трубка не брошена… Потом, после молчания:
— Тебе-то что, у меня свой адвокат, как его… Хо… Хорьков.
— Хохряков, Борис Сергеевич. Помер он год назад. Я у него практиковался, он мне свои дела и передал.
О смерти этого известного адвоката Арнаутский сказал правду, остальное — правдоподобная версия, которую проверить невозможно. Саранцев пыхтел в трубку, с трудом переваривая хмельной головой услышанное. Стас напряженно ждал. Если разговор прервется, третий звонок будет перебором.
— Ну, и что там у тебя? — услышал он с облегчением.
— Свидетельница новая появилась, видела, как все трое уходили с места происшествия.
— Кто трое-то, кто трое, — Саранцев не заметил, как вляпался, отрицая количество лиц и не возмутившись тому, что его видели на месте убийства.
— Это потом… При встрече… Все серьезно… Расследование возобновлено.
— А ты откуда знаешь?
— Следователь молодой, но цепкий, как клещ. Мой сокурсник. Сегодня случайно проговорился при встрече. Он не знал, что я с этим делом знаком.
Саранцев явно заинтересовался:
— Да-к какая свидетельница? Восемь лет копали и вдруг всплыла. Подставка это.
— Да нет, не подставка. Она знала Лену, в тот день как раз заканчивался ее отпуск, она уехала в Мурманск. Вышла замуж за военного, моталась с ним по Союзу. Теперь он демобилизовался, вернулись в Питер, она услышала о Колосковой и сразу же побежала в прокуратуру. Говорит, может опознать всех троих.
Арнаутский врал вдохновенно, нисколько не колеблясь и не испытывая никаких моральных угрызений. Главное, зацепить Саранцева, заставить его вернуться к прошлому, а затем…
— Ну, так что надо? — прохрипел в трубку Саранцев.
— Надо повидаться и обсудить ситуацию. Приходите в консультацию, там поговорим. Все трое.
— А зачем всем-то, — насторожился Саранцев. — Дело-то на меня одного было.
— Я же тебе сказал, что свидетель заявила о троих, так им что, безразлично? — Арнаутский повысил голос, демонстрируя раздражение. Вам, мол, доброе дело делают, а вы кочевряжитесь.
— Ладно. Куда идти-то? Завтра? Во сколько?
В тот же день Козаченко и Саранцев встретились на квартире последнего. Распив бутылку водки, прикинули шансы. Козаченко не верил в возможность возобновления дела и категорически отказался
— Да на кой… мне это надо. Светиться лишний раз, — ругнулся он и злобно выдохнул в лицо Саранцеву. — Ты зачем, падла, придавил девку в землю? Трахнул, и черт с ней. Душить-то к чему было?
— А ты, сука, забыл, как у тебя не встал, так вогнал ей корень… Таких дел не оставляют, крутить будут вечно, пока нас не повяжут и к стенке. Витьке повезло. Небось, в заливе уже давно его корюшка сожрала. Придушил зачем, говоришь? А ты что, хотел свидетеля иметь, чтобы быстренько по червонцу схлопотать?
Козаченко криво ухмыльнулся:
— He-а, на нас у них ничего нет и не будет. А братана жалко. Нажрался водяры и полез в ледяную воду. Говорил ему, сведет судорога…
— А ты не лыбься. Ему легче, чем нам. Нет человека, и нет проблем. Пойдешь со мной, — жестко закончил Саранцев. — Вместе посмотрим на адвоката. По голосу видно, что молодой парень. Значит, из новых, шустрых.
— А ему-то зачем.
— Зачем-зачем. — С надрывом передразнил Саранцев. — Не понимаешь, козел? Баксы всем нужны. Такой крючок, не соскользнешь. Доить нас собрался, понял?
— Ты же говорил, что ему денег не надо, он сам сказал.
— Дурик, кто же по телефону скажет прямо. Заманку делает.
— Ну, это мы еще посмотрим.
— Вот-вот, именно посмотрим оба на него. А потом решим. Если это не липа, тогда нам надо знать, что за девка появилась. А там, сам знаешь, что делать.
— Хватит мне мокрухи, — Козаченко замотал головой.
— Не тряси кумполом. Еще не известно, кого мочить надо, ее или его. А может, пугнуть только. Ты что думаешь, я платить кому буду? Вот еще! Ну, дак как?
— А чо. Поглядим, что за гусь этот юрист.
На следующий день, в двенадцать, они сидели в кабинке юридической консультации. Стас узнал Казаченко сразу. Саранцев, конечно, был тот еще верзила, но лицо его, обрюзгшее, с мешками под глазами, было незнакомо. Козаченко почти не изменился, разве что заматерел, стал еще ниже и плотнее. Тот же нависший лоб, короткий волос, мутные глаза.
Ни тот, ни другой Арнаутского не узнали. Испуганный мальчишка в джинсиках не имел ничего общего с этим уверенным в себе адвокатом в строгом костюме с галстуком.
Арнаутский поздоровался с ними за руку:
— Арнаутский Станислав Васильевич. Мы почти ровесники. Можно по имени.
Саранцев и Козаченко кивнули и сели, выжидательно глядя на Арнаутского. Стас почувствовал, как они напряжены. Их немигающие глаза рассматривали его, но в них не было ни испуга, ни вопроса. Стас понял: в нем они видели очередную жертву. Но инициатива была в его руках. Он раскрыл журнал, записал фамилии посетителей. Делал он это нарочито, демонстративно. Фиксация официального контакта — гарантия от поспешных, необдуманных шагов, страховка от неожиданностей.