Не убоюсь я зла
Шрифт:
– Джейк, вы намного старше меня, – мягко сказал судья, – и я отдаю себе отчет, что вы знаете законы гораздо лучше меня. Тем не менее, судья здесь – я.
– Конечно, ваша честь! Если суд соизволит принять к сведению…
– Бросьте вы ваш чертов официальный тон в моих апартаментах! Вы ведь принимали у меня экзамены и голосовали за «зачет». Следовательно, вы признали, что я немного разбираюсь в законах. Конечно, прецедент Генри М. Парсонса выглядит здесь уместно, но мы подойдем к нему позже. А сейчас я ищу
– Судья, мне безразлично, идентифицируют мою личность или нет. Говоря словами одного галантного джентльмена: «Банкроство меня не пугает». – Она усмехнулась и посмотрела на своих внучек. – Могу я с глазу на глаз сказать вам кое-что смешное?
– Хм… Я могу очистить комнату и остаться наедине с вами и вашим адвокатом, но будет лучше, если вы оставите шутки до перерыва в заседании.
– Да, сэр. Могу я сказать своим внучкам кое-что не относящееся к делу?
– Хм… Что же, я могу это не записывать. Говорите.
– Спасибо, судья. Девушки – Иоганна, Мария, Джун, Элинор – посмотрите на меня. Тридцать с лишним лет вы дожидались моей смерти. Теперь вы надеетесь доказать, что я мертв, иначе не затеяли бы этот глупый процесс. Девушки, я надеюсь, что вы его выиграете… потому что мне не терпится увидеть ваши лица, когда зачитают мое завещание.
(– Босс, вы попали в самое яблочко! Посмотрите на их рожи!
– Я вижу, дорогая. А теперь помолчите. Мы с вами не одни.)
– Ваша честь…
– Да, Алек?
– Могу я заметить, что это не имеет отношения к делу?
Джоанна перебила его:
– Но я же сказала, что это не будет иметь отношения к делу, мистер Трайн. В любом случае им лучше начать думать, как изменить мое завещание, а не об этой ерунде. Наверное, мне следует учредить пожизненный фонд, – задумчиво добавила она, – который сделает их несколько зажиточнее при условии, что я жив, а не мертв… чтобы обезопасить себя от покушений на мою жизнь или на жизнь Юнис Бранки. Судья, как бы это поточнее сформулировать?
– Разрази меня гром, если я знаю. Какая разница, мисс Смит? Такие вопросы вы можете обсудить со своим адвокатом. Но вернемся к нашим баранам. Вы вспомнили что-нибудь, о чем Джейк Саломон не мог вам сообщить?
– Это трудно. Джейк очень долго занимался моими делами. Хм… Судья, вы позволите пожать вам руку?
– Что?
– Нам лучше сделать это под столом или там, где нас никто кроме мистера Трайна не увидит.
С озадаченным видом судья согласился. Затем он сказал:
– Черт возьми! Извините меня, мисс Смит, обменяйтесь-ка рукопожатием с Алеком.
Джоанна сделала это, став спиной к остальным, чтобы те ничего не видели. Мистер Трайн, удивившись, прошептал что-то ей, она ответила ему тоже шепотом.
(– Босс, что это значит?
– Это по-гречески. Позже объясню, дорогая… хотя
Мак-Кемпбелл спросил:
– Вас не мог этому научить мистер Саломон?
– Спросите его. Джейк был Варваром, а не Греком
– Конечно, я был Варваром, – ответил Саломон. – У меня не было мужества стать выставочным Евреем в собрании, которое не хотело изменить свой устав.
– Похоже, мисс Смит является членом тайного братства, в котором состоим мы с судьей. Она наш брат… вернее, сестра. Что ж, судья, членство в нашем братстве Иоганна Смита и мистера Саломона легко установить по документам. В то же время я нахожу это доказательство вполне убедительным.
– Я хочу кое-что добавить, – сказала Джоанна. – Брат Алек, конечно, вы должны навести справки обо мне и о мистере Саломоне. Но ищите меня в архивах братства под именем Шмидт, а не Смит, поскольку в 1941-ом я изменил свою фамилию. Но вы оба знаете о нашем братском фонде помощи?
– Да.
– Конечно, мисс Смит.
– Когда меня посвящали в члены братства, фонда еще не было. Я был тогда на первом курсе. Фонд был открыт во время второй мировой, а несколько лет спустя я помог увеличить его и был одним из его доверенных казначеев с пятьдесят шестого до конца восьмидесятых, когда я перестал заниматься общественной деятельностью. Судья, весной семьдесят восьмого вы брали из фонда тысячу пятьсот долларов.
– Да, брал. Но я возместил эту сумму и, в конце концов, пожертвовал в фонд такую же сумму в соответствии с нашими правилами.
– Рада это слышать. Я имею в виду последнее: сумму-то вы возместили еще при мне. Я был прижимистым казначеем, судья, и никогда не давал ссуду, не будучи уверенным, что она действительно необходима, а не просто облегчит жизнь ленивому студенту. Мне рассказать обстоятельства, которые побудили меня дать вам ссуду?
Судья заморгал.
– Пожалуй, не надо. По крайней мере, не сейчас. Алек знает эти обстоятельства.
– Да, – подтвердил Алек. – Сам бы одолжил ему денег, если бы они у меня были.
(– В чем здесь дело, босс?
– Случай «ревматической лихорадки», дорогая.
– Деньги на аборт?
– Нет-нет, он женился на той девушке… а я тут как тут, раскапываю его тайну.
– Сука!
– Нет, Юнис… мои внучки не знают, о чем я говорю; Джейк тоже не знает.)
– Я не вижу оснований для обсуждения этого вопроса, – продолжала мисс Смит,
– если, конечно, судья не захочет обсудить его с глазу на глаз. Кстати, если захотите, судья, я расскажу вам кое-что очень смешное о родословной моих любящих внучек. Даже самая лучшая семья не без урода, а семья Шмидтов никогда не была образцовой. Мы – неотесанная деревенщина, и я, и мои потомки. Единственное, что выделяет нас из толпы – большая куча денег.