Не утоливший жажды (об Андрее Тарковском)
Шрифт:
Третий сын — «варяжский» сын
…Я сидел один в комнате, где стоит постель Андрея, и просматривал томик Бердяева, который он читал совсем недавно.
Все остальные были в другой части квартиры. Высокий сильный выкрик женского голоса привлек мое внимание:
— Поздравляю! У Андрея родился сын! Пусть все знают. Пусть!
В голосе истерия, попытка смеха, скандал и угроза. Голос нарастает, рвется вверх и раскалывается на слезные всхлипы и слезный смех. Это Ларисин голос. Так я узнал, что у Андрея где-то родился третий сын. Новость неожиданная и совсем не к месту — перед похоронами.
Мать зовут Берит. Малыша назвала Александром. Уж не в честь ли героя «Жертвоприношения»? Того тоже звали Александром. Именем
Скандинавская упорядоченная страна: пособие на содержание ребенка, нет проблем с едой, с одеждой. При нехватке денег (а когда их хватает?) можно сдать комнату студенту, есть еще две.
Так что безденежья не боялась, боялась Ларисы, которая звонила ей по ночам с угрозами. Так нам Берит сама говорила, и в глазах ее был страх. А мы брали маленького Александра и шли с ним гулять совсем недалеко, в королевский парк, смотреть на озере уток и лебедей, а в будках — гвардейцев в мохнатых шапках. Это напоминало сказки Андерсена, и мы забывали про ночные наваждения и страхи Берит.
Когда мы увидели Александра, Сашу, впервые, он напомнил нам мальчика из последнего фильма Андрея, только горло не было перевязано. Он был здоров, светлоглаз и любил сосать большой палец. Сорванец страшный, живой как ртуть.
В Париже, в тяжелой обстановке похорон, было не до нового племянника. А что-то в груди всколыхнулось сразу, самое простое: мальчик — сирота.
И Марина сделала все, чтобы увидеть его. В таких случаях у нее появляются волшебные, как в сказке, силы. Есть и прекрасный, верный друг, Жерар Бёф, — и в августе 1989 года мы снова в Париже. Тогда в первый раз мы и встретились с племянником и его матерью. Жили мы в большой квартире у Жерара рядом с Эйфелевой башней. Берит не говорила по-французски, но говорила по-итальянски и по-русски. По-русски — недостаточно хорошо поначалу, но достаточно сносно в конце нашей двухнедельной встречи. «А как ты выучила русский язык?» — спросили мы ее. «Так же, как и итальянский», — просто ответила она, улыбнувшись. Лето оказалось адски жарким. Хлебнув спасительной влаги и поразмыслив, мы поняли, что имеем дело с волевой женщиной. Выучить два языка (русский учила в университете), чтобы общаться с любимым, — для этого нужно сильно любить. Еще она говорила, как на родном языке, по-шведски, само собой, по-норвежски и, естественно, по-английски. Удивляться нечего — в Европе это обычное дело.
Александру не было еще трех лет, и в силу рекордной жары он все время лез в ванну, вообще хотел жить в ванной и никуда не уходить из дома, что шло вразрез с интересами взрослых, мечтавших пойти в кафе на Елисейские поля и попить холодного пива. А Саша мечтал жить в ванне, как уже сказано, и мало этого — обожал наливать ванну до краев и нырять в нее с верхней кромки. И нырять безостановочно. Тут, конечно, сразу возникали проблемы: вода выплескивалась на пол и проливалась — или могла проливаться — на нижний этаж. На нижнем этаже, прямо под нами, жил не кто-нибудь, а прославленная Жанна Моро. Каждое утро мы ожидали явления в нашей квартире разъяренного божества, за которым могут последовать неприемное для нас и хозяина квартиры. А маленький Александр тем временем научился самостоятельно включать воду и наполнять ванну и, пока мы спали, норовил установить в этом ныряльном деле мировой рекорд.
Одним словом, жизнь в Париже повисла на волоске. К тому же в подъезде живет знаменитый писатель Ален Роб-Грийе, один из авторов «нового романа». А кто знает этого писателя, тот поймет, что мы могли подкинуть ему такой сюжет, что ужаснулась бы вся мировая литература.
А вот и дождались — раздается строгий телефонный звонок. Дрогнувшей рукой снимаю трубку, настраиваясь на худшее. Готов ко всему, даже к позорной высылке из Франции. Слышу незнакомый голос. Голос старательно выговаривает русские слова (значит, заранее подготовились), спрашивает меня, как давно мы в Париже, знаем ли правила парижской жизни (знаем, знаем, воду на соседей лить не полагается). Спрашивает, нужна ли нам помощь в нашей создавшейся — он подыскивал слово —
А потом представляется дядей Жерара, эмигрантом первой волны, — как слышите, не забывшим еще родной язык. Он из тех, кто дорожит им и помнит… Ну, слава богу, кажется, пронесло! Берит держит на руках мокрого Сашу, с которого на паркет льется вода, — хорошо, что не на голову Жанны Моро.
Спрашиваю у дяди Жерара, где актриса, что живет под нами, он отвечает: «На театральном фестивале в Авиньоне». И говорящий, устав, повесил трубку. Жерар после объяснил, что его дядя — потомок знаменитого петербургского архитектора Львова. Да и сам Жерар по матери из Львовых и в родстве с Голицыными.
Смысл нашего приезда в Париж — не только встреча с Берит и Александром, но, конечно же, посещение кладбища. И мы едем в Сент-Женевьев-де-Буа. Могила Андрея Тарковского была на новом месте. (Мэр города, узнав, что нужно место для режиссера, выделил участок.) Могилка скромная, с деревянным крестом в головах, чистенькая, убранная. Мы тоже приложили к этому руку посадили цветы. Маленький Саша поливал цветочки из большой, не по его росту, лейки.
Пошли с ним к выходу, оставив Берит одну. Видим могилу Ивана Бунина, Константина Коровина. На аллее встретили священника отца Силуана. Меньше всего он расположен был говорить о кладбище и его знаменитых жильцах — подступал край жизни самого отца Силуана. Так и построилась беседа — о приближении конца.
Подошла Берит, мы попрощались с отцом Силуаном. В правом дальнем углу кладбища подошли к могилам Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского. То была единственная эмигрантская пара, приехавшая во время Гражданской войны в Париж с ключами от собственной квартиры. А Гайто Газданов и многие другие работали ночными таксистами. А конец у всех один…
Вот и могила Андрея далеко от Москвы. Значит, такова его судьба. Не дай бог тревожить его прах. А поклониться Андрею можно в подмосковном Переделкине на кладбище. Там, рядом с могилой отца, Марина установила крест в память Андрея [23] .
23
Благодарю мастера-краснодеревщика Валерия Прудникова и Наталью Иванову, которые помогли это сделать.
Пришло время пригласить Берит и Александра в гости. Встречаем их в Москве, показываем столицу, Кремль, музеи и другие достопримечательности по списку. Когда видим, что она от всего этого устала, едем на отдых, на экзотику — в русскую деревню, в Костромскую область. В деревне Никитино у нас куплен деревянный дом. Сохранилась чудная деревенская фотография: маленький, пятилетний (около того) Александр, голенький, с льняными волосами, стоит в реке Унже, раскинув руки, ноги, тело светится — сейчас взлетит над голубой водой. Чистота, хрустальная нежность пейзажа упоительна…
Вечером сидим у дома на новой широкой скамье, которую я сделал сам под руководством соседа Николая Васильевича. Для горожанина вроде меня это подвиг, для Васильевича — пустяк, приятный урок столярного дела. Берит курит «Мальборо», это мы ей покупаем, уверен — поддельные, польские, и потягивает свою рюмку коньяка. Не думала она, что попадет в такую глушь на съедение «москитам». Но коньяк настраивает на философский лад.
Назавтра едем в Макарьев, в город и монастырь. Сопровождает нас Петр Ермаков, наш друг из соседней деревни Шилово. Петя — человек верный, всегда держит слово, потому и зовется Петр — камень. В наших путешествиях по округе часто нас сопровождает. А тут нужно иностранке Россию показать. «В монастырь хочет? Вот баба молодец!»